Жюльетта Бенцони - Катрин. Книга третья

Внезапно мертвая тишина была нарушена. С вершины священного холма, к которому на протяжении десяти веков стекались паломники, послышалось заунывное пение грубых мужских голосов, по всей видимости, монахов, которые двигались процессией вниз. Катрин первая узнала псалом.

— Они поют «Dies Irae»… — произнесла она сдавленным голосом.

— Пойдем дальше, — сквозь зубы сказал Готье, — нужно узнать, что здесь происходит!

Чуть выше улица делала поворот. На углу стоял дом с вывеской, на которой были изображены стремена и шпоры Здесь жил мастер, делающий упряжь. За домом уже был виден епископский дворец. Перед ним творилось что-то странное. Несколько солдат в шлемах и панцирях, с длинными пиками в руках, подносили вязанки, разжигая костер от которого валил густой черный дым. У всех солдат была замотана полотняной тряпкой нижняя половина лица. Распоряжался ими необычного вида человек в кожаной одежде и в маске с длинным клювом, что делало его похожим на птицу.

Человек с клювом, держа в руках полотняный мешок доставал из него ореховой палочкой порошок зеленоватого цвета и сыпал в огонь. Сильный ароматический запах смешивался с ужасающей вонью, идущей от костра, в котором штабелями были сложены трупы. Другие тела лежали на площади, дожидаясь своей очереди, и оборванные заключенные в цепях, с завязанными, как у солдат, лицами, время от времени швыряли в пламя очередного мертвеца. Очевидно, костер был разведен недавно; от каждой подброшенной вязанки поднимались клубы отвратительного дыма.

Трое путников застыли на месте. Волосы у них встали дыбом. Теперь им было ясно, отчего опустел город, почему никто не охраняет стены и ворота, что означает зловещий черный вымпел, вывешенный в древнем замке графов Шартрских. На град Господень обрушилось величайшее из бедствий, и смерть таилась за углом каждого дома. В Шартре была чума!

Из ближайшей церкви, превращенной в лазарет, появились заключенные, которые тащили крючьями раздутые почерневшие тела тех, кого поразила ужасная болезнь. При этом страшном зрелище мужество покинуло Катрин. Охваченная паникой, ничего не видя и не слыша, она ринулась назад, к воротам Друэз, мечтая только об одном — оказаться за стенами жуткого города. Вырваться, скорее вырваться отсюда! Снова увидеть зеленую траву, ясное небо, ласковое солнце, не замутненное клубами вонючего дыма. Она мчалась, подобрав юбки, а за ней неслись Сара и Готье, спотыкаясь, как и она, о булыжники мостовой.

Но из-под каменного свода, почерневшего от времени, больше не прорывался ни единый луч солнца. Путь преграждала махина поднятого моста. Налетев с разбегу на решетку, Катрин обхватила ее прутья дрожащими руками И прижалась к ним мокрым от слез лицом.

— Ворота! — всхлипнула она. — Они закрыли ворота! На ее голос из закрытой кордегардии появился солдат и, подойдя к ней, попытался оторвать ее от решетки.

— Выходить запрещено! Приказ губернатора! Никого больше не выпускать! Приказ также епископа, сира Жана Де Фетиньи.

Он говорил, медленно подбирая слова, с сильным английским акцентом. Но Катрин, словно лишившись разума, стала трясти решетку, обдирая руку о деревянные колья.

— Я хочу выйти! Говорят вам, я хочу выйти! Не хочу оставаться здесь… Не хочу!

— Придется, — терпеливо ответил солдат. — Губернатор сказал: больше никого не выпускать. Под страхом виселицы!

Готье и Сара догнали наконец Катрин, и цыганка ласково отвела Катрин от ворот, что-то нежно приговаривая и обнимая ее. Нормандец размышлял, поглаживая подбородок, заросший рыжей щетиной, поскольку в последний раз бриться ему довелось в доме монастырского садовника.

— Что будем делать? — спросила Сара.

— Постараемся найти способ выбраться, — ответил Готье, пожав плечами, — я не собираюсь дожидаться, пока чума превратит меня в вонючий труп, который выволокут крюком и швырнут в огонь. Вы не согласны?

— Он еще спрашивает! — фыркнула Сара, и в глазах ее сверкнула молния. — Но как отсюда выйти?

— Надо подумать, — ответил Готье, взвалив на плечо узел с вещами обеих женщин.

У Сары тоже был небольшой узелок с бельем, а золото хранила Катрин в потайном кармашке юбки. Свободной рукой великан взял Катрин за запястье, чтобы помочь ей идти.

— Пойдемте! Не надо плакать, госпожа Катрин. Я найду какую-нибудь щель в этих стенах, и мы обязательно выберемся. А пока нам надо поесть и найти пристанище на ночь. Потом я обойду укрепления.

Катрин безропотно позволила увести себя от ворот. Они вновь поднялись по улице Порт — Друэз, с каждым шагом все сильнее ощущая запах горелого мяса. На площади их заметил человек с клювом, который, как оказалось, был врачом-монахом.

— Немедленно уходите! — крикнул он властно. — Нельзя разгуливать по городу. Возвращайтесь к себе!

— Куда? — спросил Готье. — Мы нездешние. Мы только что вошли сюда, чтобы раздобыть немного еды. А теперь ворота закрыты, и никого не выпускают.

Монах пристально глядел на них из-под своей маски с очками из толстого стекла. Голос его звучал глухо, и в нем чувствовалось раздражение.

— Здесь вам нельзя оставаться. Слушайте внимательно… Неподалеку отсюда стоит монастырь Богоматери. Через эти ворота вы пройдете к домам каноников, — сказал он, указывая на каменную арку, перегораживающую переулок, — а по правую руку увидите длинное здание с каменными пилястрами, под черепичной крышей. Оно называется Лоанс.

— Гумно для десятины, — прервал его Готье.

— Ты нормандец, друг. Это слово пришло к нам из-за моря, на кораблях с головой дракона.

— Да, я нормандец, — с гордостью подтвердил великан, — я еще знаю старый язык.

— Ступайте в Лоанс! Городские бедняки, которым теперь нельзя идти за хлебом в деревню и не достучаться до богатых домов, в которых все заперлись из страха заразиться, собираются в Лоансе, и монахи приносят им поесть. Увы, дать они могут немного, потому что припасы на исходе, а гумно опустело. Скажите отцу Жерому, который ведает раздачей хлеба, что вас прислал брат Тома. Когда поедите, присоединяйтесь к тем, кто денно и нощно молится в соборе о спасении несчастного города.

В молчании трое странников двинулись в указанном направлении. Катрин ощущала невероятную усталость. В голове у нее было пусто, перед глазами вертелись круги, и она едва волочила ноги. Город казался ей ужасной западней, которая вдруг захлопнулась, не оставив им никакой надежды. Опираясь на руку Сары, она шла, ничего вокруг не видя.

— Когда вы чего-нибудь съедите, дело будет лучше! — проворчал Готье. — Я всегда замечал, что при крупных неприятностях надо как следует поесть. Поднимает настроение!

Лоанс они нашли без труда. Там уже было полно народу. Жалкие оборванные люди толпились вокруг худого монаха в белой сутане, раздававшего хлеб. Блики от света факела плясали на его суровом угловатом лице, на волосах и тонзуре. Готье, оставив женщин у дверей, протолкался к нему.