Рексанна Бекнел - Мой галантный враг

— Но почему?.. В этом просто нет никакого смысла!

Внезапно ее поразила ужасная мысль:

— Но ведь это может быть подлая ловушка, Томас! Может быть, Колчестеры задумали под этим предлогом проникнуть в наш дом, приблизиться к отцу и убить его, чтобы утолить свою месть, — хотя им не за что мстить ему!

Старик некоторое время обдумывал ее слова, но потом возразил:

— Вы плохо знаете своего отца, если думаете, что его так просто заманить в ловушку.

— Но он-то почему хочет видеть меня замужем за нашим врагом? Он забыл, как они обвинили его и пытались его погубить? Или как они убили Джарвиса? Неужели у него нет гордости?

— Вы уж простите меня, миледи, только для хозяина на первом месте должен быть Оррик. А такой союз Оррику на пользу.

— Такой союз покончит с нами раз и навсегда! — возмутилась Лиллиана. Но она знала, что зря вымещает зло на Томасе. Ее отец и тот варвар, с которым он столковался, — вот те двое, кто заслуживает всей силы ее гнева. Не в силах совладать с собой, она помчалась к главной башне. Зловещая решимость, написанная на ее лице, отбивала у любого встречного всякое желание подступаться к ней с расспросами, и она без задержки добежала до резных дверей, ведущих в парадную залу.

Она вознамерилась уже толкнуть одну из двух тяжелых дверных створок, чтобы открыть ее. Но в это самое мгновение створку рванули изнутри, и Лиллиана, потеряв равновесие, уткнулась прямо в твердую грудь мужчины, который собирался выйти из залы. Его сильные руки подхватили ее и не дали упасть.

Она, испуганная, подняла глаза — перед ней стоял сэр Корбетт Колчестер с выражением явного неудовольствия на лице. Глаза у него сузились и потемнели; когда он поставил ее на ноги, он, казалось, смотрел как будто сквозь нее. Потом он бесцеремонно отодвинул ее в сторону и, обернувшись, обратился к хозяину:

— Кажется, Оррик нуждается в более крепкой руке, если служанкам здесь дозволяется врываться к лорду, когда он ведет важные переговоры!

От абсолютной наглости этого человека Лиллиана просто лишилась дара речи, и не успела она придумать подходящий ответ, как он уже сел в седло и уехал. В бешенстве она собралась изо всей силы хлопнуть дверью. Но, словно в насмешку над тщетой ее ярости, массивная панель только слегка скрипнула и почти бесшумно закрылась… Ее переполняли возмущение и обида, сердце билось часто и дыхание прерывалось, когда она повернулась к отцу. Но умиротворенное выражение его лица погасило в ней все пылающие чувства. Заранее зная ответ на свой вопрос, она устало прислонилась к двери.

— Отец, что вы наделали?

Он ответил не сразу и некоторое время пристально всматривался в нее.

— Я сделал только то, что сделал бы каждый хозяин, если он хоть чего-нибудь стоит…

— Продал дочь самому дьяволу? — прошептала она в отчаянии.

— Возможно, не все в нем придется тебе по нраву, дочь моя, но он будет хорошим хозяином для Оррика. И хорошим мужем для тебя.

— Да я лучше в монахини постригусь, — запротестовала Лиллиана, вновь загораясь гневом. — Вы же не можете всерьез рассчитывать, что я выйду за него?

— Я всерьез рассчитываю на это, Лиллиана. Брачный договор никто в законном порядке не расторгал. И мы с ним пришли к соглашению.

Бессильная ярость захлестнула Лиллиану.

— Но я не пришла с вами к соглашению! Когда я сказала, что выйду замуж по вашему выбору, я знала, что, скорее всего, это не будет брак по любви. Но вы сказали, что выберете мне в мужья человека чести! Такого, чтобы я могла хотя бы уважать его!

— Теперь ты ставишь под сомнение мое слово?!! — загремел лорд Бартон. — Сэр Корбетт — человек чести! Он долго и доблестно сражался за свою страну и за свою веру! Клянусь Богом, женщина, если ты предпочтешь не любить его, — значит, так тому и быть. Но тебе придется научиться почитать его, дочка. И оказывать ему те знаки почтения, которые жена обязана оказывать своему мужу и господину!

Лиллиана безмолвствовала. Ее отец стоял у стола, насупив брови: он словно ожидал ее возражений. Но никаких слов не последовало; она повернулась и бросилась прочь. Она не слышала, как тяжело он вздохнул; не видела, какую печаль выражало его изборожденное морщинами лицо. Со стоном, в котором смешались горе и боль, он прижал руку к боку и тяжело привалился к столу. Секунду спустя появился старый Томас, который помог хозяину сесть на стул.

— Это ты? Это ты ей сказал? — тяжело дыша прохрипел лорд Бартон.

Слуга нахмурился, но руки его оставались такими же мягкими, когда он бережно усаживал лорда поудобнее.

— Да, я. Но ей все равно кто-нибудь рассказал бы. Так уж лучше я, лишь бы не эти сплетницы.

— Старый дурень! Во все вмешиваешься! Думаешь, я бы не сообразил! Я бы сам ей все открыл в подходящий момент.

— Это вы так говорите. Вы бы все откладывали и откладывали. А теперь все позади, — рассудительно заметил Томас.

— Как же, позади, — проворчал лорд Бартон. — За ней теперь надо следить в оба. Джарвиса она любила всем сердцем. Его смерть была тяжелым ударом для такой молодой девушки. Она не простила Колчестерам. И она не смирится так легко.

— Поставить охрану к дверям ее комнаты?

Лорд Бартон кивнул; лицо его снова исказилось от боли.

— Их надо поженить как можно скорее, Томас. Этот недуг у меня внутри… он грызет меня днем и ночью. До того как я уйду в мир иной, я хотел бы передать Оррик в надежные руки.

— А Лиллиана?

— Да. — Голубые глаза лорда встретились со взглядом слуги. — До того как я уйду в мир иной, я хотел бы передать мою Лилли в надежные руки.

Лиллиана трудилась, как одержимая дьяволом. Не было ни одного слуги, который не вскакивал бы по первому слову и не кидался выполнять любое ее распоряжение. Она понимала, что нагнала на них страху своим сердитым лицом и грубыми окриками, и именно страхом порождено их усердие. Но она не могла больше сдерживать свое ожесточение. Пускай Оделия и Туллия развлекают гостей и щебечут о пустяках. Если бы ей сейчас пришлось еще и разводить с кем-нибудь церемонии, она бы просто взорвалась.

Хотя работы в кладовых и погребах обычно не сопровождались долгими разговорами, до нее доходили отзвуки сплетен и пересудов. К вечеру, когда она отпустила слуг, уже едва волочивших ноги от усталости, она успела узнать, что отряд Колчестера стал лагерем в поле у самого рва, окружающего замок.

Днем Лиллиана находила некоторое утешение в бурной деятельности, и ей временами удавалось сорвать злость на ком-нибудь из слуг; но теперь она чувствовала, как холодная рука судьбы сжимает ее сердце.

Когда она вошла в залу, отец сидел у одного из каминов, а Оделия и Туллия в чем-то горячо его убеждали. Сэр Олдис то засовывал в огонь железную кочергу, то снова вытаскивал ее оттуда. Его румяное лицо было еще краснее, чем обычно, и Лиллиане сразу стало ясно, что для него прибытие сэра Корбетта оказалось не более приятным, чем для нее самой. И хотя Олдиса, несомненно, беспокоили только его собственные интересы, но никак не интересы Лиллианы, ее тем не менее подбодрила даже эта косвенная поддержка.