Рексанна Бекнел - Украденная любовь

— Прости меня, Элиза.

— Простить? — Ее сердце замерло. — За что?

— За все. За все, что я сделал тебе. — Он замолчал и снова сглотнул. — За каждый жестокий поступок и каждое грубое слово.

Сердце Элизы мгновенно забилось снова. А она-то уже испугалась, что он передумал!

— Мне нет дела до всего этого, Киприан. Все это в прошлом. А я думаю о будущем. — Глаза Элизы задержались на великолепном мужском теле. — Но настоящем, — без тени смущения добавила она.

— Но я сделал тебе столько плохого, Элиза. Даже сегодня…

— Тогда постарайся загладить свою вину сейчас. — Элиза повернула кисть, так что пальцы их сплелись, а ладони прильнули друг к другу. — Сейчас же, — повторила она, притягивая Киприана к себе.

Он опускался на нее медленно. Сначала — глаза, они ласкали Элизу почти осязаемо, так что она поежилась от удовольствия под прикосновением этого пылающего темным огнем взгляда. За ними последовали руки, гладя, дразня, исследуя все изгибы и впадины, отыскивая самые чувствительные местечки и пробуждая в Элизе такое сладострастие, какого она не могла себе даже представить.

Элиза хотела сказать, чтобы он поспешил, что она вся пылает изнутри и может взорваться от этих обжигающих прикосновений. Но она с трудом могла дышать, не то что говорить. Когда голова Киприана склонилась к ее груди, глаза Элизы закрылись, а руки судорожно вцепились в простыни. Это было все, что она в состоянии была сделать.

Раздвинув коленом ее ноги, Киприан опустился на нее.

Элиза ощутила Жаркую тяжесть его орудия на своем животе и бессознательно подалась навстречу. Киприан застонал, и она улыбнулась, ибо это была поистине величайшая радость женщины: отдаться любви к мужчине, который любит ее; знать, что одно движение ее тела дает ему такое огромное наслаждение, Киприан чуть отстранился — и в следующий миг Элиза почувствовала требовательный нажим его жезла, отыскавшего наконец вход в пещеру, скрывавшую ее женскую суть.

Элиза подняла веки, стараясь сквозь сгущавшуюся в комнате темноту разглядеть четко вырезанные черты Киприана. В них была страсть, и нетерпение, и любовь. Любовь была в том, как его глаза ласкали ее, и в изгибе его губ, когда он склонился, чтобы поцеловать ее снова. Она была в его мощном, натянутом как струна теле, в твердых мышцах под ее рукой, опустившейся ему на спину.

— Я люблю тебя, — прошептала Элиза, когда губы Киприана заскользили по ее губам в такт ускоряющемуся движению их тел. Эти слова затерялись в бешеном ритме страсти, в их бурном дыхании, но Элиза знала, что Киприан их расслышал. И когда она поднималась все выше и выше на волнах экстаза, она поняла, что именно этот момент ее наивысшего наслаждения может дать им с Киприаном ребенка — много детей, семью.

Элиза стиснула руками плечи Киприана. Пришло время для любви, для семьи, для будущего, в котором они будут счастливо жить вместе.

— О, как я люблю тебя, Киприан, — прошептала Элиза, взмывая ввысь в невообразимом полете.

И когда он присоединился к ней в сокрушительном последнем взрыве страсти, она услышала приглушенный вскрик:

— Я люблю тебя, люблю тебя… люблю тебя!

Киприан был ненасытен. Но и Элиза тоже. Она не могла оторваться от этого мужчины. И не сможет до конца своей жизни, которую проведет с ним.

Но не о будущей жизни говорили они в эти сладостные ночные часы. Они говорили только о настоящем, говорили на языке любви, и этот разговор вели их губы, языки, пальцы, их тела, их сердца. Элиза научилась подмечать малейшие изменения в его дыхании: неглубоком и частом, когда его пальцы исследовали ее тело; тяжелом и прерывистом, когда начинался последний рывок к вершине наслаждения.

А когда она вновь и вновь пыталась удовлетворить любопытство, которое возбуждал в ней вызывающий символ его мужественности, дыхание Киприана почти совсем замирало. Все его тело замирало, и Элиза с удовольствием ощущала напряжение, державшее Киприана в своих тисках. Как упоительно было сознавать свою власть, полностью отдававшую его в ее руки!

Но Киприан недолго терпел проявления ее любознательности. Его неподвижность неизменно стремительно переходила в яростный натиск, и, как ни старалась Элиза продлить любовную игру, он в мгновение ока оказывался на ней. В ней. Он занимался с ней любовью так неистово, так отчаянно, словно ему никогда еще не приходилось делать этого раньше и никогда больше не удастся сделать впредь.

Но Элиза знала, что это лишь начало, а конца не будет никогда, пообещала она себе, уютно устраиваясь в объятиях Киприана. Близился рассвет. Скоро наступит новый день, который они проведут вместе. Для них начнется новая жизнь, и, сколько бы препятствий ни оказалось на их пути, они встретят их вместе. И преодолеют вместе.

Элиза ощущала блаженное удовлетворение, которого не испытывала еще никогда в жизни, и знала, что Киприан чувствует то же самое. Наверное, им пора поговорить о будущем, подумала она, хотя розовый туман в мозгу сильно мешал ей мыслить связно.

— Доброе утро, — шепнула Элиза, целуя мускулистое предплечье, лежащее под ее щекой.

— М-м-м… — Киприан зарылся лицом в ее безнадежно спутавшиеся волосы, поцеловал Хрупкие позвонки, тремя маленькими бугорками выступавшие сзади у нее на шее. Сладкая дрожь побежала от его губ вдоль всего изгиба ее спины. Элиза поверить не могла, но в ней снова проснулось желание. Неужели голод ее тела, истосковавшегося по нему, невозможно утолить никогда?

Потом Киприан вдруг резко отодвинулся. Элиза попыталась повернуться к нему лицом, но ее остановило его прикосновение, превратившееся из ласкающего в предупреждающее.

— Оставайся здесь.

Он одним гибким движением поднялся с кровати и потянулся за своими брюками. Элиза села, в замешательстве глядя на него в лучах холодного зимнего рассвета.

— Что случилось? Куда ты?

— Кто-то приехал.

Киприан двумя рывками натянул сапоги и, выпрямившись, взглянул на Элизу, бодрый, свежий, полный готовности действовать. А у нее… у нее после бессонной ночи закрывались глаза и мысли тяжело ворочались в мозгу. Кто-то приехал? Но кто?

— Боже! — воскликнула Элиза, когда до нее вдруг дошло. Это наверняка был ее отец, а может быть, даже дядя Ллойд. Неизвестно, что хуже. А уж если они приехали вместе — об этом и подумать было страшно.

Раздался цокот лошадиных копыт по мощенному булыжником дворику. Бросив быстрый взгляд из-за края занавески, Киприан поморщился и повернулся к Элизе:

— Кажется, там чертова уйма народу. Вся твоя семья.

Вся ее семья! Боже милостивый, да это же настоящий кошмар!

Киприан схватился за рубашку, Элиза вскочила с постели, лихорадочно отыскивая сорочку, платье — что угодно, чтобы прикрыть наготу и заставить прибывших воздержаться от поспешных выводов. Хотя, будет она одета или нет, к какому еще выводу они могли прийти, кроме одного?