Лора Бекитт - Тина и Тереза

Позвали местного врача, и он в тревоге посоветовал отправить девушку первым же поездом в сиднейскую больницу, а Конраду велел немедленно лечь в постель, признав у него тяжелую форму лихорадки.

Врач дал ему хинин, обработал ссадины и раны, а Конрад все пытался приблизиться к ложу Тины, желая удостовериться, что она жива.

Благодарение Богу, она открыла глаза! Конрад очень боялся момента, когда она придет в себя, и одновременно желал этого.

— Тина…— Он склонился над нею. — Милая… Ты узнаешь меня?

И, дрожа, ждал ответа, точно от этого зависела судьба всего мира.

Ее блуждающий взгляд остановился на лице Конрада: смуглое, с распухшими ссадинами и почерневшими синяками, оно темнело под обвивавшей лоб белоснежной повязкой. Глаза сверкали лихорадочным блеском, точно лужицы дождевой воды под ночным небом в желтом свете газовых фонарей.

Тина медленно раскрыла сухие, потрескавшиеся горячие губы.

— Конни…— произнесла она слабым голосом, и сей же миг Конрада обдало волной живительной радости.

— Да, — сказал он, и глаза его были сухи, хотя душа обливалась невидимыми слезами. — Все плохое позади, моя девочка! — Хотя сердцем чувствовал: все еще только начинается.

Конрад не знал, что она почувствовала, что успела осознать; глубоко вздохнув, Тина смежила веки и вновь окунулась в волны спасительного забытья.

А несколько часов спустя поезд унес ее в Сидней, и Конрад многие часы и дни страдал от неведения, стремился к ней всем сердцем и ждал, бесполезно и долго ждал, когда же начнут заживать жестокие душевные раны.

Два месяца спустя ясным солнечным утром по улицам Сиднея шел высокий молодой человек. Черноволосый, черноглазый и смуглый, одетый во все темное, он выглядел замкнутым и мрачным. Молодой человек нес в руках нежно благоухающий букет ослепительно белой сирени и перевязанный лентой прямоугольный пакет.

Утро выдалось прохладное, свежее, прекрасное, но юноша, похоже, не замечал того, что творится вокруг, такое сосредоточенное было у него выражение лица, а взгляд, словно бы опрокинутый, устремлен внутрь самого себя — так смотрят обычно на огонь или воду.

Он прошел вдоль чугунного кружева решеток многочисленных оград и стал подниматься в гору широким шагом, отбрасывая ногами мелкие камешки, а сирень при каждом движении осыпала его одежду и руки бисеринками чистой росы.

Вскоре впереди показался парк, огороженный массивной решеткой с прутьями в виде взметнувшихся ввысь остроконечных стрел. Молодой человек приоткрыл тяжелые ворота и проскользнул внутрь парка, центр которого скрывался за вытянутыми кронами тесно посаженных тополей и пышных вечнозеленых кустарников.

Он пошел по песчаной дорожке. Песок был смешан с крошками толченого белого мрамора и сверкал в ярких солнечных лучах. По обеим сторонам аллеи росли каллистемоны — кустарники с красными цветками, напоминающими щетки, а в конце ее, в гуще зелени, стояло двухэтажное здание из белого песчаника, украшенное рядом гладких, строгих колонн. Парк был разбит на обширном участке земли почти у самого моря; свежий ветер шевелил ветви высоких деревьев, и если бы не это движение, пейзаж выглядел бы ненастоящим, точно на глянцевой открытке.

Молодой человек посмотрел на мраморную вывеску, извещавшую о том, что здесь находится частная клиника, а потом перевел взгляд выше, туда, где в отдалении виднелись склоны Синих гор, отсюда казавшихся темно-голубыми, чуть темнее неба. Он знал, что они таковы и вблизи, — это было то немногое в природе, что полностью оправдывает данное человеком название.

Потом юноша с едва заметным вздохом нерешительности и боли взялся за дверное кольцо.

В просторном светлом холле с мраморными скамьями и множеством вьющихся растений было пусто, и посетитель поднялся наверх, в маленький кабинет, где столкнулся взглядом со средних лет мужчиной, который сидел в мягком кожаном кресле за громоздким письменным столом. Лицо мужчины казалось суровым; оглядев вошедшего, он суховато произнес:

— Чем могу служить?

— Доброе утро. — Посетитель остановился в дверях. — Простите, могу я видеть… Тину Хиггинс?

Собеседник еще раз внимательно взглянул на него и сделал жест, приглашающий сесть. Молодой человек опустился в кресло напротив, положив то, что держал, на край стола.

— Тину Хиггинс? Прежде чем ответить вам, я должен спросить, кем вы ей приходитесь?

По лицу молодого человека пробежала едва уловимая тень. Он опустил глаза вниз и разглядывал золотисто-коричневые разводы на дорогом полированном дереве крышки письменного стола.

— Кем? Просто знакомый. Если хотите, близкий знакомый.

— Вот как…— Мужчина помедлил, потом сказал:— Извините, если буду бестактен: это вы оплачиваете счета?

Молодой человек кивнул. Вслед за этим его собеседник приподнялся и протянул руку.

— Я забыл представиться: мистер Райан, владелец и главный врач этой больницы.

— Очень приятно, доктор Райан, — спокойно ответил молодой человек. — Моя фамилия О'Рейли. Так я могу видеть Тину Хиггинс?

— Только в том случае, если мисс Хиггинс не будет против. Вообще-то вы первый, кто пришел ее навестить, хотя не думаю, что она сама желала кого-нибудь видеть. Буду крайне доволен, если она вам обрадуется.

— Как она себя чувствует? — спросил Конрад. Доктор постучал по столу кончиком пера.

— Что вам сказать… Ее физическое состояние не вызывает опасения. Еще неделю, и оно придет в абсолютную норму. Но в остальном существуют и, боюсь, еще будут существовать определенные сложности.

— Как долго она должна оставаться здесь?

— В идеале столько, сколько захочет сама. Я понимаю, у нас дорогая клиника, но, поверьте, ей тут лучше, чем где-либо. По крайней мере, чем в благотворительной больнице, откуда она попала к нам.

— Да, я знаю. Поэтому она здесь. Спасибо. За мной остался небольшой долг, но к концу месяца я внесу плату, можете не сомневаться.

— Я вам верю.

Конрад помолчал. Потом спросил:

— Каково ваше мнение насчет ее дальнейшей жизни? — И добавил: — Может, глупо об этом спрашивать, но, знаете, ситуация настолько непривычно страшна…

— Понимаю. Видите ли, мистер О'Рейли, бывает, от подобных травм оправляются достаточно быстро, для других же людей нужны годы, даже, не побоюсь сказать, десятилетия. Но рано или поздно, как правило, все заживает. Помогают время, родные, друзья. Если вы ее друг…

— Был бы счастлив считаться им…— В словах Конрада слышались сожаление и горечь. — Но я ни в чем не уверен…

Доктор Райан, уловив в голосе собеседника нотку задумчивости, сделал паузу, а потом продолжил:

— Мисс Хиггинс человек с ранимой душой и, к несчастью, несколько заниженной самооценкой, но зато ей свойственна, если можно так выразиться, особая тихая стойкость. Думаю, она сумеет наладить свою жизнь и со временем даже сможет чувствовать себя счастливой. Но на первых порах нужны помощь, поддержка. У нее ведь есть родные?