Лора Бекитт - Тина и Тереза

— Я же тоже не вечна, — продолжала Дарлин, — и нужно, чтобы кто-то продолжал тебя любить, заботиться о тебе, когда меня не будет…

— О, мама, нет, пожалуйста, не говори так! — прошептала Тина, а сама уже жила ожиданием, воодушевленная разговором и своими мечтами: вот-вот, как в театре, поднимется занавес, и она увидит наяву дальнюю даль, сказку и грезы — свое счастье!

На следующее утро, причесываясь перед зеркалом, Тина внимательно рассматривала себя. Она выросла далеко не в идеальных условиях, уже кое-что повидала в жизни: пережила смерть близкого человека, узнала, что такое нужда. Она понимала также, что замуж, наверное, придется выйти, как говорила Тереза, «за кого-нибудь вроде Фила Смита», придется всю жизнь работать, понимала, но вовсе не собиралась рыдать от горя и рвать на себе волосы. Она мечтала, как мечтают все шестнадцатилетние, о большем и лучшем и тем не менее знала, что мечты — всего лишь мечты. Знала и воспринимала это спокойно.

У многих девушек в Кленси, даже гораздо менее привлекательных, уже был не один ухажер, а кое-кто успел обзавестись женихом. Тину же пока что юноши обходили стороной, хотя считали хорошенькой, скромной и милой, а на Терезу и вовсе никто смотреть не хотел. Тина, конечно же, понимала: если у девушки, как сказала вчера мать, «нет даже лишней пары башмаков», вряд ли стоит ждать, что за ней станут толпами бегать молодые люди! Фил Смит был, правда, не из самых бедных, но он совсем не нравился девушке, потому его она в расчет не брала.

Тина склонила голову набок, и блестящие пряди густых русых волос заструились по телу. Ей вдруг пришла в голову мысль как-нибудь еще раз прогуляться по тропинке на склоне. Можно надеть янтарное ожерелье, а волосы подвязать желтой шелковой лентой: будет красиво! И тут же разозлилась на себя: она ведь обещала матери не бродить в одиночестве по лесу, да и есть ли в этом какой-нибудь смысл?

Она снова подумала о сестре, вспомнила, что Тереза как-то сказала: «Знаешь, Тина, мы от рождения несвободны! Почему это Бог решил, что моя душа должна жить именно в этом теле, почему я родилась именно в этой стране, в этой семье? Конечно, у меня прекрасные родители, но ведь мы бедны, а что касается внешности… Не знаю, понимаешь ли ты меня, ведь ты-то совсем другая!» Тина всегда удивлялась сестре: Тереза держалась тихо, временами даже казалась забитой, но, когда они оставались вдвоем, нередко начинала произносить дерзкие речи, поднимая голос даже против Бога, чего Тина никак не могла принять. Если же говорить о внешности… Что же, девушка понимала сестру. Если изящная фигурка Тины имела все положенные природой женские округлости, то Терезу с ее плоской грудью и узкими бедрами можно было принять за мальчишку, если бы не буйная грива волос и девичий наряд. Может, она и уехала отчасти из-за того, чтобы не видеть этот все сильнее с каждым днем бросавшийся в глаза контраст? Тина хорошела, а Тереза так и не начинала меняться к лучшему. Она слишком любила сестру и вряд ли была способна завидовать ей, но переживать — переживала, и сильно. Видит Бог, Тина отдала бы ей все, если б это было возможно, лишь бы Тереза вернулась.

По прошествии двух недель, незаметно пролетевших в работе и повседневных делах, Тина опять очутилась в лавке Паркеров: мать поручила купить кое-какие хозяйственные мелочи. Из лавки следовало отправиться на ферму за молоком, и по такому случаю девушка была одета очень скромно — в серое бумажное платье и синий передник.

Расплачиваясь, Тина заметила краем глаза поджидавшего ее возле крыльца Фила Смита. Она не хотела с ним встречаться, но ускользнуть было невозможно.

— Здравствуй, Тина! — как в прошлый раз произнес Фил и добавил: — Надо поговорить.

— Я спешу на ферму к Дизенам, — ответила девушка. — Извини, Фил.

— Я могу тебя проводить.

— Не надо.

И, повернувшись, Тина пошла прочь.

— Тина! — окликнул Фил. В голосе его явственно слышалась обида.

Ей стало неловко: нельзя обижать человека только потому, что он тебе совсем не нравится. Тина вовсе не хотела быть похожей на бессердечную кокетку вроде Дорис Паркер. Она остановилась и тут же, к великой досаде, заметила на крыльце Фей Трейдер, Керри Миллер и Салли; чуть позже к ним присоединилась и Дорис. Они перешептывались и смеялись. Фил тоже увидел их — это спасло Тину от долгого разговора.

— Возьми! — пробормотал он и быстро сунул в руки девушки коробочку с леденцами. Красное от загара лицо его при этом стало совсем багровым.

— Не надо… — растерянно произнесла Тина, но Фил широким шагом уже удалялся прочь.

Между тем девушки на крыльце, наблюдавшие эту сценку, заговорили громче.

— Фил Смит оказывает ей такое внимание, а она и знать его не хочет! — сверкнув зелеными глазами, заметила Салли, худая рыжеволосая девчонка.

— Не думаешь ли ты, что это серьезно? — в обычной грубой манере отрезала Фей (Фил Смит принадлежал к их с Дорис свите, и она чувствовала себя задетой его явным интересом к Тине). — Для него это всего лишь забава.

Тина остановилась. Эта четверка, причинившая столько неприятностей Терезе, и не думает таиться, высказывая такое оскорбительное мнение!

— Говорят, ее сестра убежала из дома, — сказала Салли. — Моя мать видела, как она ни свет ни заря неслась к площади, как угорелая, а потом села в дилижанс.

— Сбежала? — прошептала Керри Миллер. — Одна или… с кем-то?

— О Боже, конечно одна! Кто позарится на эту цыганку! — рассмеялась Фей, и Тина, вспыхнув, резко развернулась. Помнится, Тереза как-то сказала со слезами в голосе, сжав кулаки: «Я ничего не могу им сделать, но если бы они обидели тебя, сестренка, я бы их точно убила!»

Коленки Тины слегка дрожали, когда она приближалась к крыльцу. Она не знала, сумеет ли перебороть себя и сказать им что-нибудь резкое, хотя это непременно следовало сделать. Пойти против своей натуры, но защитить Терезу, защитить себя!

Конечно, все у нее получилось иначе, не так, как у Фей, без наглости и злобы. И — что еще хуже — совсем не хладнокровно.

— Зачем вы так говорите? — взволнованно произнесла она. — Что вам сделала Тереза?

Она заметила, что Керри смутилась и отступила на шаг, Фей же продолжала стоять, как скала.

А Дорис, ласково, обезоруживающе улыбнувшись, очень искренне проговорила:

— Мы ничего плохого не говорили о Терезе, что ты, Тина! Тебе, наверное, показалось!

И Тина, вмиг растерявшись, упустила момент, когда можно было пойти в наступление. А потом ее решимость прошла.

Когда она уходила, в спину камнем полетел больно уколовший смешок, и кто-то, кажется Салли, сказал:

— Хоть бы конфеткой угостила!

Тина повернулась, безмолвно, ни на кого не глядя, положила коробку с леденцами на ступеньку и с тяжелым сердцем пошла вперед по дороге.