Ги Бретон - Загадочные женщины XIX века

— Жду ваших приказаний!

Когда мадам Ж., объясняя правила игры, доходила до этого места, дамы заливались румянцем, вскрикивали и томно вздыхали.

Чтобы убедить принять участие в игре тех, кто еще колебался, мадам Ж. добавляла:

— Мы живем в лицемерном мире. Эта игра позволит вам хотя бы несколько часов прожить в полной гармонии с собой. Я уверена, что многие из вас уже почувствовали влечение друг к другу. Правила игры и случай соединят вас. Все мы хороши собой, и вряд ли кто-нибудь останется недоволен. Кроме того, — и она улыбалась, — напоминаю, что у каждой дамы будет по четыре карты…

В то время как мадам Ж. раздавала карты, гости, оживленные и взволнованные, искоса разглядывали друг друга.

Наконец игра начиналась. Как только кому-то из кавалеров удавалось удачно бросить кости, дамы начинали нервно ерзать в креслах. Я вытащил трефового валета. И тут же очаровательная блондинка, шейкой которой я любовался во время обеда, вскочила и, вытаращив глаза, прокричала:

— Жду ваших приказаний!

Она обогнула стол, подошла ко мне, взяла меня за руку и потянула за собой.

Пока она демонстрировала мне свой бурный темперамент, игра продолжалась.

— Семерка червей! — выкрикнул один из игроков.

— Поднялась хозяйка дома:

— Жду ваших приказаний, капитан!

Через десять минут капитан уже шел на приступ.

— Игра продолжалась пять часов, и мне удалось еще трижды столь же удачно вытянуть карту, как и в первый раз».

Увы! Сеансы игры во «влюбленного пеликана» закончились весьма комичным эпизодом.

Как-то вечером произошло курьезное недоразумение. Депутат, любовник хозяйки дома, провозгласил:

— Туз треф!

Один из мужчин поднялся и сказал:

— Жду ваших приказаний!

Это был адвокат из Версаля, одетый довольно своеобразно.

— Произошла, должно быть, ошибка… — пролепетал депутат.

— Отнюдь! Посмотрите сами!

И адвокат показал свою карту.

— Вы смошенничали!

— Насколько я понимаю, важно лишь то, что я располагаю этой картой, а как она ко мне попала, не имеет значения. Таковы правила игры!

Депутат пожал плечами:

— О том, чтобы играть дальше, не может быть и речи, месье!

— Почему? — удивился адвокат. — Вы не жалуете жителей Сенэ-Уаз?

Все рассмеялись. Хозяйка дома, которой было неприятно, что ее возлюбленный попал в такое дурацкое положение, решила вмешаться:

— Это жульничество!

— Нет, нет, — раздались голоса тех, кого приводила в восторг мысль о том, что они увидят, как Власть уступит Закону.

Гости разделились на два лагеря. Поднялся шум, и депутат дал пощечину адвокату. Но этим дело не кончилось. Любовника хозяйки поймали и вывели на середину гостиной. В эту минуту в руках мадам Ж. блеснул пистолет. Она выстрелила в адвоката и ранила его в правую ногу.

Все закричали, полуодетые дамы бросились к лестнице с воплями: «На помощь!» — перепуганные соседи вызвали полицию, и на следующий день весь Париж был в курсе того, какую карточную игру предпочитают мадам Ж. и ее любовник.

Нужно ли говорить, что скандал был поспешно замят?

Другое приключение эротико-политического плана, произошедшее вскоре после этого скандала, продемонстрировало французам, что Республика не такой уж суровый режим, как его расписывали, и что он имеет все шансы прижиться в этой стране.

Многие члены нового правительства, несмотря на свой важный вид, черные плащи и цилиндры, больше думали о различных приятных пустяках, чем о будущем демократии. Но, к большому огорчению тех, кто составлял сливки общества, им не хватало раскованности. Они стыдливо старались наслаждаться жизнью украдкой, дрожали, всего пугались и не умели любить без оглядки, в открытую. Они рядили страсть в гнусные грязные лохмотья. Никто из них не мог достичь той свободы, которую позволяют себе поистине великие люди. Их предшественники были повесами. На смену легкомысленному распутству пришла примитивная похоть.

«В жилеты с массивными цепочками от часов, — пишет Варен, — рядились те, кто в глубине души оставался глубоко буржуазным, и, что хуже всего, они были скучны и унылы…»

Из-за этого один министр попал в довольно щекотливое положение.

Месье Ф. был завсегдатаем особых публичных домов, которые устраивали представления для тех, кто не мог похвастаться особой прытью. Таких домов было в Париже очень много, как свидетельствует Ф. Карлие, который был главой полиции нравов при Префектуре в конце XIX века.

«В одних заведениях, — пишет он, — на такие спектакли нужно было покупать билеты, как это делается в театре. Посередине просторной гостиной, стены и потолок которой украшали огромные зеркала, расстилали черный ковер, на котором обнаженные женщины предавались самым гнусным и откровенным любовным играм.

Другие устраивали подобные же спектакли, но таким образом, что сами «актеры» не догадывались о своем участии в них. Так, мужчина, оставшийся наедине с женщиной, которую он выбрал, занимающийся с ней любовью в роскошной, ярко освещенной комнате, мог и не подозревать, что в соседнем помещении собрались люди обоих полов и, удобно устроившись в креслах, наблюдают за ним через отверстия в стене с вделанными в них увеличительными стеклами.

В пяти или шести домах терпимости устраивались настоящие оргии с участием содержанок и светских дам. Все эти Мессалины приезжали поздним вечером, инкогнито, гонимые чувственностью, которую можно было удовлетворить только в подобных местах. Одни отдавались любому посетителю, на один-два часа превращаясь в профессиональных проституток, другие, которым необходимо было соперничество, затевали групповые игрища.

Все эти забавы были запрещены правилами, поэтому их всячески старались скрыть. Немалые деньги, которые платили любители острых ощущений, заставляли содержательниц публичных домов забывать о наказании, грозившем им в том случае, если о подобных проказах стало бы известно полиции.

Скандальные истории происходили довольно часто. Некий богатый коммерсант регулярно приходил в один из таких домов, чтобы, оставаясь незамеченным, наблюдать за любовными оргиями. Однажды, узнав в участнике такой содомии своего зятя, он потерял сознание. Его отвезли домой, и на другой день он умер, так и не придя в себя от апоплексического удара.

Один высокопоставленный чиновник из иностранного дипломатического корпуса скомпрометировал себя участием в спектакле, который был устроен тайком от него, где он на глазах у многочисленной публики, прятавшейся в соседней комнате, играл главную роль.

Инкогнито многих светских дам было раскрыто, и их имена становились достоянием гласности.

Одна дама была узнана собственным мужем, который явился в дом терпимости отнюдь не для того, чтобы искать там свою супругу…»