Мэри Бэлоу - Настоящая любовь

— По крайней мере с Джонсом и Тегидом вам можно не бояться беспорядков у себя в имении, Уиверн, — неохотно признала леди Стелла. — Они не потерпят глупостей, и ваши люди знают это.

Герейнт знал, что Брин Джонс — его судебный пристав. Он побеседовал с ним этим утром, и тот не слишком ему понравился. Хью Тегид когда-то работал у дедушки помощником егеря и, вполне возможно, сейчас дослужился до егеря. Герейнту очень мало было известно о своем уэльском поместье. Он специально не интересовался, как идут там дела, хотя другие свои поместья знал превосходно.

— Я назначил Харли управляющим Тегфана, потому что никого лучше не нашел, — сказал Герейнт, — и у меня до сих пор не было повода жаловаться на то, как он справляется с делами.

Герейнт знал о Тегфане только то, что поместье процветало.

— Вы правильно сделаете, оставив дела на его попечение, даже если собираетесь задержаться здесь подольше, — сказал сэр Гектор. — Он славный малый.

— А кроме того, — добавила чуть грозно леди Стелла, — вас ведь не учили управлять поместьями, Уиверн.

Это было не совсем так. Обучение, которое началось для него в двенадцать лет, не было посвящено почти ничему иному. Его тетя, конечно, имела в виду другое: то, что его не воспитывали с рождения как владельца поместья. Герейнт поднялся, чтобы уйти, склонил голову и не удостоил ее замечание ответом.

Только на четвертый день он рискнул покинуть пределы парка и заглянуть в деревню, а заодно на соседние фермы. Как ни странно, ему совсем не хотелось встречаться с людьми, которых он знал раньше, но мог и не вспомнить. Он чуть ли не робел. Интересно, скольких из них он узнает и сколько людей узнают его. Хотя, конечно, нельзя предполагать, что они забыли его, уныло рассуждал он. Его жизнь такова, что местным кумушкам хватит пищи для пересудов на целый век и даже больше.

Вначале он отправился с визитом к преподобному Ллуиду, так как викарий англиканской церкви уже успел заглянуть в Тегфан. Это была дань вежливости — первым делом навестить священника, чью часовню когда-то посещали чуть ли не все жители деревни, да, наверное, и сейчас посещают. К тому же при данных обстоятельствах не стоило припоминать старые обиды.

Преподобный Ллуид постарел, похудел и уже не казался таким высоким и грозным, как в былые времена. Он по-прежнему строго одевался, в черный цвет, как и подобало церковнику. Только теперь он носил очки в проволочной оправе. Герейнт вынужден был признать, что ему доставило удовольствие смотреть на этого человека сверху вниз и слушать его официальную приветственную речь, произнесенную по-английски. Ему понравилось также, как он сухо поблагодарил священника за приветствие и уселся на предложенный стул в гостиной. Он еще не забыл то время, когда этот человек внушал ему ужас. Преподобный Ллуид изгнал его мать из часовни, когда она носила под сердцем ребенка — его самого. К тому времени ее уже выдворили из Тегфана. Преподобный Ллуид и его приспешники постарались сделать ее жизнь в деревне невыносимой, она не могла получить работу ни на одной из ферм. Именно они прогнали ее на вересковую пустошь.

— Вы оказали нам честь своим возвращением, — говорил теперь преподобный Ллуид, потирая руки и кивая. — Хвала Господу, что он благополучно привел вас домой. Неосторожного путника подстерегает множество опасностей.

По дороге сюда Герейнт и надеялся, и в то же время опасался, что дверь ему откроет Марджед. Но она была только на два года младше его самого, поэтому сейчас ей должно быть двадцать шесть. Наверняка она давно живет отдельно. Возможно, даже не в Глиндери.

— Полагаю, мисс Ллуид в добром здравии, — произнес он. Скорее всего она больше не мисс Ллуид.

— Марджед? — Священник перестал потирать руки. — О да, благодарю вас, милорд. Хвала Господу. Хлопот, правда, у нее хватает. Все время работает. Не годится женщине тянуть мужскую ношу, но она отказывается вернуться домой к своему отцу, хотя я не перестаю ей повторять, что был бы очень рад. Она чувствует ответственность за маму и бабушку Юрвина, и мне остается только отнестись с уважением к ее решению.

— Юрвин? — Герейнт поднял брови.

Значит, она все-таки замужем? Он так и думал. Он почувствовал легкий укол в сердце, сам не зная почему.

— Все это очень грустно. — Преподобный Ллуид, похоже, разволновался. Он снял очки и стал протирать их огромным носовым платком. — Власти поступили, разумеется, так, как им велел долг. Жаль, что исход был таким трагичным, но тут уж некого винить. Такое случается. Все мы во власти Господа.

Юрвин Эванс? Сын старого Мэдока Эванса? Мальчишкой Герейнт держался подальше от Мэдока после того, как получил однажды от него пинок ботинком. Так Марджед вышла замуж за его сына? И тот трагически погиб?

— Она живет на ферме? — спросил Герейнт.

— Да, на ферме Тайгуин, — ответил священник, — что означает «белый дом», — перевел он, возможно, решив, что граф Уиверн забыл все валлийские слова. — Он до сих пор белый, милорд. Марджед побелила его как раз прошлой весной. Она умеет работать, этого у нее не отнимешь.

Герейнт попытался представить, как Марджед живет на ферме, выполняет мужскую работу. Занимается побелкой дома. Отказывается вернуться к отцу, потому что на ферме останутся две женщины, которые скорее всего не смогут обойтись без ее помощи. Та самая Марджед, которая любила книги и музыку, которая своей игрой на арфе трогала сердца людей и вызывала слезы на глазах, чей голос не шел ни в какое сравнение ни с одним другим в краю, известном своими прекрасными певцами.

Да, так оно и было. Марджед никогда не отличалась мягкостью или застенчивостью. Как раз наоборот. Она первая из детей приняла его, когда ему было семь, а ей пять. Марджед заметила, как он прячется за кустами позади деревни, с тоской наблюдая за стайкой смеющихся и поющих ребятишек, собиравших ягоды. Он был настоящий бродяжка — тощенький, босоногий, одетый в лохмотья. Она улыбнулась ему и вежливо заговорила как с давним другом. А еще угостила целой пригоршней ягод.

Она продолжала дружить с ним даже после того, как ее отец, преподобный Ллуид, объяснил ей, что Герейнт Пендерин неподходящая компания для детей Глиндери. Пятилетняя кроха, она делала это открыто, наперекор отцу, не желая обманывать его.

Алед тоже стал его другом. Алед и Марджед. А потом его оторвали от друзей и запретили с ними водиться, даже переписываться; хотя мать обучила его чтению и письму.

Герейнт поднялся, чтобы попрощаться с преподобным Ллуидом, и ответил коротким кивком на поклон священника и бурные изъявления благодарности за то, что почтил его визитом.

Он намеревался сделать еще один или два визита в деревне. Один из них был особенно важен. Когда Герейнт приехал на похороны матери, Алед Рослин уже несколько месяцев работал в кузнице отца, унаследовав его дело. И до сих пор был местным кузнецом. Его кузница стояла рядом с часовней. Герейнт собирался зайти туда.