Ширли Басби - Пурпурная лилия

Не находя себе места, Бретт ходил по комнате, напоминая хищника в клетке. Он попытался было уснуть, но сон не шел, и, накинув черный халат, он спустился вниз, в гостиную и поворошил угли в камине. Огонь разгорелся с новой силой. Глядя на пляшущие языки пламени, Бретт неожиданно для себя вспомнил девочку с огненными волосами и сжал красиво очерченные губы.

Прочитав письмо Алехандро, он обрадовался возможности возобновить знакомство с семьей дель Торрезов, но еще более ему хотелось посмотреть, насколько изменилась его юная кузина за прошедшие годы…

Сам он, конечно, сильно изменился, хотя даже в свои двадцать восемь лет чем-то все-таки напоминал восемнадцатилетнего мальчишку. В нем было шесть футов и четыре дюйма роста, и его стройное тело было налито мощью охотящегося льва. София не ошиблась. Широкие плечи, мускулистые руки, грудь под стать плечам, узкие бедра и длинные стройные ноги, обтянутые модными узкими панталонами, привлекали внимание многих женщин.

Выражение лица его сильно изменилось. Годы, проведенные в погоне за опасными приключениями, оставили на нем отпечаток, хотя волосы были все такими же черными, ресницы — такими же длинными, а жадеитовые глаза… В глазах горел холодный огонь, а губы частенько кривились в презрительной усмешке, что, как ни странно, придавало ему еще больше очарования. Вне всяких сомнений, Бретт Данджермонд превратился в удивительно красивого молодого мужчину.

У него было все — аристократическое воспитание, состояние, шарм и умение, если ему хотелось, сметать любые препятствия со своего пути. Однако его точило непреходящее желание изгнать пустоту и скуку из своей жизни, которые постоянно тяготили его.

До двадцати пяти лет он вместе с Олли в качестве проводника досконально изучил невидимую жизнь лондонских трущоб, пил голубую отраву, пока чуть было не ослеп, играл и не пропускал ни одной мало-мальски привлекательной шлюхи в Испании, во Франции, в Англии и в Америке. Дуэлям не было числа. В Мадриде он участвовал в бое быков, в Париже убил на дуэли соперника, даже некоторое время разбойничал на большой дороге и возвращал беднякам отнятое у них добро. Он вывозил также из революционной Франции приговоренных к гильотине аристократов. Однако самой опасной была его борьба с новоорлеанской шайкой, которая принесла ему полную победу.

В банду три года назад его привела, как ни странно, месть. Бретт был до самозабвения предан своим друзьям. Около года они с Олли плавали с капитаном Самюэлем Брауном, который был по-своему человеком чести, и Бретт к нему очень привязался. Как-то возвратившись из очередной поездки в Ривервью, Бретт узнал, что старина Браун погиб, попав в руки разбойников. Сначала он пришел в ярость, а потом столь искусно вошел в доверие бандитам, столь ловко обвел всех вокруг пальца, что с помощью испанского судьи в Новом Орлеане разгромил шайку и бесстрастно наблюдал, как выносили смертный приговор виновным в смерти Сэма Брауна.

Это случилось сразу после того, как он выиграл плантацию в Луизиане и начал подумывать о более спокойной жизни. Около года он приводил плантацию в порядок. Но и эта работа ему надоела. Он посадил вместо себя управляющего и стал думать о том, что делать дальше. Война между Францией и Англией привлекла его внимание, однако тут он обнаружил, что это больше его не привлекает.

Риск во имя риска, может, и потерял для него интерес, но он все также страстно презирал женщин и подозревал их во всех грехах. К несчастью, у него были случаи убедиться в собственной правоте. Со всей неопытностью красивого юнца он был в свои двадцать с небольшим лет совершенно уверен в собственной недосягаемости для стрел Купидона. Не тут-то было. Когда из охваченной пламенем Франции он вернулся в Англию в 1792 году, то встретился в Олмаке с мисс Дианой Парди.

Бретт и его два приятеля, подзадоривая друг друга, нарушили святость олмакского жилища в надежде раздобыть пару бутылок французского вина, чтобы добавить их в пунш. Затея удалась, и они уже собрались уходить, как Бретт обратил внимание на огромные голубые глаза на прекраснейшем лице. Темные вьющиеся волосы обрамляли прелестные черты, и Бретт начисто позабыл о своей клятве никогда не попадать в руки женщин. Он влюбился. Влюбился мучительно и слепо. Он был глух к предостережениям товарищей о том, что только герцог может стать достойной парой для мисс Парди, и неделя за неделей ходил вокруг ее дома. Она пленила его и, по всей видимости, платила ему взаимностью, по крайней мере, всячески поощряла его.

Самым непереносимым страданием явилась для Бретта ее помолвка с герцогом Алуардским… Тем более что за два дня до этого они с Дианой встретились в Гайд-парке и она страстно отвечала на его поцелуи.

Ничего не понимающий, униженный, Бретт помчался в городской дом Парди, где лорд Парди, не скрывая сочувствия, оглядел его с ног до головы, про себя решив, что его дочери лучше прогнать смутьяна, но тем не менее разрешил ему увидеться с ней наедине. Для Бретта было страшным ударом услышать из любимых уст, что она никогда не собиралась всерьез принимать его ухаживания, хотя он, конечно же, красив, даже очень красив и гораздо моложе герцога, так что ей хотелось немного поразвлечься прежде, чем она начнет скучную семейную жизнь с человеком, годящимся ей в отцы. Кроме того, она никогда не выйдет замуж за нетитулованного претендента, вне зависимости от его богатства и положения в обществе. А герцог Алуардский, к тому же, намного-намного богаче мистера Данджермонда.

Бретт ругал себя за слепоту, за выдуманный дурацкий рай, за то, что поверил женщине! Как он мог забыть урок, преподанный ему его собственной матерью — от женщины можно ждать только боли и предательства.

И если этот урок еще требовал дополнительного подкрепления, то он его получил летом 1797 года, когда вернулся в Натчез и вместе с Морганом Слейдом отправился в погоню за его женой, которая, прихватив ребенка, сбежала с любовником. Беглянку так и не настигли, и Бретт еще раз поклялся, что не позволит ни одной женщине залезть к нему в душу, обнесенную отныне железной стеной.

Однако, становясь старше, он не раз подвергал свои взгляды сомнению, видя любовь и радость отца и Софии, заставлявших его сомневаться….

Брак отца оказался на редкость удачным. В доме звенели детские голоса, звучал смех, и стоило переступить порог этого дома, как любой человек погружался в атмосферу покоя и любви. Хоть и с неохотой, но Бретт вынужден был признать, что его отец отдыхает душой среди своих славных домочадцев. Бретт никогда раньше не видел его таким спокойным и улыбчивым.

Не родив ни одного ребенка в первом замужестве, София стала матерью троих детей. Гордон родился в 1790 году, в 1794 — Роксана, а через год — Элиза.