Роберта Джеллис - Гобелены грез

Сразу же за восточной башней к северной стене были пристроены конюшни, откуда выбежал грум, чтобы принять лошадь у прибывшего. Бруно спешился — и колени его подогнулись. Конюх выпустил уздечку из рук, чтобы поддержать его, и стал звать на помощь. Бруно отрицательно тряхнул головой, затем бросил взгляд в направлении деревянного навеса над крутым крыльцом без перил, ведущим ко входу в большой зал. Он устало усмехнулся. Наверное, такова его судьба — избежать стольких опасностей лишь для того, чтобы свалиться со ступеней и разбиться.

К тому времени его узнали, и болтавшийся без дела стражник побежал доложить хозяину о прибытии Бруно. Когда сэр Оливер, такой же мрачный и мощный, как и его крепость, появился в дверях, Бруно, сражаясь со ступеньками, вымолвил:

— Шотландцы начали войну. Норхэм и Алник сдались королю Дэвиду. Уорк осажден.

— Уорк, — повторил сэр Оливер без выражения. — Как давно?

— Я хотел переночевать там, ибо полагал, что армия Дэвида будет держаться побережья, однако деревня все еще горела в разных местах. Я всю ночь потратил, чтобы проскакать эти несколько лье, ускользая от шотландцев.

— Можешь ли вспомнить, как далеко к северу ты в последний раз видел их передовой отряд? — спросил сэр Оливер.

— Не думаю, что это были передовые отряды. Я мог бы поклясться, что они за кем-то охотились. Спасаясь от них, я должен был податься далеко на восток, — ответил Бруно. — Последних я видел на расстоянии не больше одного лье к северу.

Нахмурившись на мгновение, сэр Оливер кивнул головой, приглашая Бруно к огню, в который были подброшены новые дрова. Из углей поленьев, которые медленно тлели всю ночь, выскочили языки пламени и поползли по сухим веткам с шипением и треском. Не сказав больше ни слова, сэр Оливер вышел и спустился по ступенькам. Бруно знал, что он хочет усилить людьми оборону большой стены, расположенной на севере, и по возможности предупредить вилланов, чтобы они были готовы перейти в замок в случае, если шотландцы добьются успеха и пробьют брешь в нижнем поясе обороны. Сейчас у Бруно больше не было других обязанностей — во всяком случае, он уже ничего больше не мог сделать.

Когда появился сэр Оливер, от конюха простыл и след. Оставшийся один, Бруно осторожно двинулся к огню, с трудом переставляя ноги. Он оцепенел от холода за целые сутки скачки, так как нельзя было разжечь огонь, чтобы согреться, даже останавливаясь на короткий отдых: дым костра мог привлечь врагов. Последней каплей было купание в ледяной воде Норт Тайна, когда он переходил эту реку вброд. Бруно не чувствовал ног от колен до пальцев.

Наконец, он добрался до скамьи, стоявшей в стороне и довольно далеко от очага, и опустился на нее. Придвинуться к огню слишком близко ради того, чтобы быстро согреться, означало бы только усугубить боль в обмороженных ногах. Здесь, в верхней части зала, предназначенной для членов семьи и благородных гостей, было спокойно. Бруно был доволен этим. Ему не хотелось подвергаться расспросам о новостях.

Разговаривая с сэром Оливером, он держался как будто бодро, но такое впечатление производил лишь на достаточно большом расстоянии. Челядь знала, что не стоит толпиться вблизи хозяина, когда прибыл человек с вестями. Разговор был негромким, и, очевидно, никто не мог его услышать, а если б и услыхал, без распоряжений ничего бы не предпринял. Сейчас слуги деловито занимались уборкой разбросанных соломенных тюфяков и расхватыванием остатков хлеба, сыра и эля, с которых сэр Оливер и те, кому было дано право завтракать с ним, начали утреннюю трапезу. Усевшись, Бруно отчаянно ломал голову, решая, что легче — позвать одного из слуг, чтобы тот помог ему снять мокрые сапоги, или сделать это самому, но вдруг силы покинули его, и на него обрушилась тишина.

Спустя некоторое время Бруно очнулся. Легкие, поспешные шаги нарушили тишину, тихий голос причитал:

— Бруно! Брат! Ты ли это?

Маленькие теплые руки сняли с него шлем, стали ласкать лицо. Бледно-голубые глаза, бездонные, как омут, с более темными кольцами вокруг зрачков, радостно блистали. Розовые, как бутоны, губы раскрылись в смехе, и вспышка счастья озарила светлое лицо, обрамленное длинными золотистыми косами.

— Это ты! Ты совсем не изменился, — воскликнула она шутливо, осторожно отставляя шлем и любуясь черными кудрями брата и его темными глазами. У него было квадратное волевое лицо с красивым орлиным носом и тонкими, резко очерченными губами, выдававшими его принадлежность к роду Фермейнов, правда, контур губ сейчас несколько искажала черная, цвета воронова крыла щетина, отросшая за последние несколько дней.

Речь девушки рассеяла тишину, окутавшую было Бруно, ласковый голос, несмотря на страшную усталость, вызвал у него улыбку.

— Ты тоже не изменилась, — произнес он, — хотя так не должно быть. Станешь ли ты когда-нибудь взрослой, демуазель Одрис?

— Увы, — ответила она, на мгновение печально опустив глаза. — Боюсь, что я уже стала взрослой. Ты потерял счет времени, брат. Я прожила две весны и еще двадцать. Ты недобр ко мне, называя меня демуазель, как будто…

— Нет, демуазель, — прервал он серьезно, — ты делаешь глупость, называя меня братом. Моя мать…

— О, Бруно, я не дала бы и гнилого яблока за твою безумную мать. Известно ли тебе, что ты можешь бриться, смотря на лицо дяди Оливера? — она весело рассмеялась. — Только он, конечно, лысый и седой.

— Это сходство не имеет значения, — жестко сказал Бруно, — но дает тебе основание попридержать язык. Когда я спрашивал, вырастешь ли ты, я имел в виду только твой рост.

Одрис освободила лицо Бруно и опустилась на скамью возле него. При этом она коснулась его одежды — и сразу поняла состояние, в котором он находился. Ее глаза расширились, веселость сменилась опасением.

— О, небеса! Ты холоден, как лед, и насквозь промок!

Когда старая служанка робко сообщила ей, что Бруно, сын Берты, вернулся домой, на Одрис нахлынула радость. Она подумала, что дядя изменил свое мнение и пригласил ее внебрачного сводного брата вернуться в Джернейв. Теперь же она осознала, что Бруно может угрожать смертельная опасность. Она поспешно встала, чтобы позвать слугу, но тут увидела своего дядю, устремившего на нее свой мрачный взор.

Одрис стойко выдержала взгляд сэра Оливера, вздернула подбородок и выпрямила спину.

— Дядя, — произнесла она, — я вижу, что Бруно пришел к нам и принес тяжелые известия, добытые с немалым риском.

Ее голос, хотя и негромкий, разорвал новую тишину, заполнившую зал с появлением сэра Оливера. Тот кивнул головой и приблизился.

— Да, — сказал он, бросив на нее пронзительный и несколько обеспокоенный взгляд. — Шотландцы наступают. Уорк взят.