Кристина Додд - Темное прошлое

– Я знаю, что ты делал, вместо того чтобы выполнять мои приказы, - орал полковник Грегори. - Ты преследовал леди Маршан.

По толпе прошел возбужденный рокот.

Валда, с горящими глазами, наклонилась вперед.

Мистер Монро кинулся на полковника Грегори. Полковник ловко увернулся. Мужчины кричали. Женщины визжали.

А Валда почувствовала, как кто-то потянул ее за бесценный ридикюль. Она тут же схватилась за свою драгоценность. Все было в порядке. Ридикюль по-прежнему висел на руке. Валда быстро посмотрела на того, кто стоял рядом. На того, кто пытался украсть у нее карту.

Это была та самая воровка. Высокая белокурая гувернантка полковника. Мисс Пенни Гаст. Ловкая шельма! Валда быстро схватила девицу за запястье и выкрутила ей руку.

– Верни то, что взяла!

– Что такое, миледи? - Мерзавка изображала недоумение.

Свободной рукой Валда проникла в потайной карман под юбкой и быстро достала оттуда маленький пистолет.

– Отдай! - сказала она, нацеливая его на мисс Гаст.

– Черт побери! - мисс Гаст попыталась сделать шаг в сторону, увидев нацеленное на нее дуло, но толпа удерживала ее на месте.

Леди Маршан повернулась к Валде.

– Леди Фезерстоунбо! - изумленно воскликнула она. - Что вы делаете?

Люди вокруг заметили пистолет. Женщины закричали еще громче. Драка между полковником Грегори и Дунканом Монро прекратилась. Теперь все смотрели на Валду.

– Отдай! - рычала она.

Мисс Гаст подняла руки, демонстрируя пустые ладони.

– Смотрите! У меня ничего нет!

– Что здесь происходит? - полковник Грегори пробирался к ним.

Валда уперла пистолет в живот мисс Гаст.

– Не двигайся, Саманта! - закричал полковник.

– Она украла… мои бумаги, - вопила Валда. - Все знают, что она - известная воровка.

– Нет, вовсе нет, - вмешалась несносная леди Маршан. - Я же говорила вам - вы перепутали имя.

– Ради бога, Валда, ты сошла с ума, - послышался с другого конца зала голос Руперта.

– У меня ничего нет! - снова показала пустые руки мисс Гаст. Она говорила отвратительным успокаивающим тоном, каким говорят с выжившими из ума стариками и который всегда приводил Валду в ярость.

Валде хотелось бы перестрелять их всех. Но у нее была только одна пуля. Только одна пуля, которой она убьет эту наглую воровку.

– Никто не смеет красть у меня!

– Почему бы вам не проверить свои бумаги, - тихо произнесла мисс Гаст. - Вы тут же убедитесь, что я ничего не брала.

Валда колебалась.

Казалось, мисс Гаст говорит искренне.

Зато леди Маршан выглядела весьма раздраженной. А полковник Грегори был бледен как смерть.

Свободной рукой Валда распустила тесемки ридикюля и… услышала шелест бумаги. Ей чуть не стало плохо. Она осторожно отвела дуло пистолета от живота мисс Гаст. Никто в толпе не проронил ни звука. Валда заглянула внутрь. Карта была на месте. Все так же сложена четырехугольником. И красная чернильная метка, означавшая повышенную секретность, была на месте.

Пистолет прыгал в ее руке.

– Я… - забормотала Валда. - простите меня, мисс Гаст. Я… приняла вас за кого-то другого.

– Меня зовут мисс Прендрегаст, - девушка говорила спокойно, но руки ее дрожали так, что бедняжке пришлось спрятать их в складках юбки. - Мисс Саманта Прендрегаст.

Рядом с Валдой появился Дункан Монро и забрал у нее пистолет. По толпе пронесся вздох облегчения. Леди Маршан поднесла руку ко лбу и упала в обморок самым неудобным образом - тем, при котором ударяются об пол щекой. Валда в ее годы никогда не была столь неосмотрительна.

Мистер Монро опустился рядом на колени с криком:

– Принесите нюхательную соль!

Полковник Грегори заключил в объятия мисс Гаст. Казалось, она тоже готова упасть в обморок. Но через секунду глаза Саманты бешено сверкнули, и она сказала, обращаясь к мистеру Грегори:

– Я не нравлюсь тебе. Ты не нравишься мне. Я не виновата в смерти твоей жены и не собираюсь отвечать за все грехи мира. Отпусти меня! Сейчас же!

Надо было видеть выражение лица этого напыщенного болвана Грегори. Валда с удовольствием осталась бы, чтобы досмотреть сцену до конца, но Руперт схватил ее и потащил к двери. Валда сопротивлялась. Но люди по-прежнему смотрели на нее. Особенно министр внутренних дел. Присев, Валда взяла свой пистолет, который Монро положил на пол, засунула его обратно в потайной карман и с высоко поднятой головой последовала за Рупертом.

Последнее, что она слышала, были слова разъяренного полковника Грегори:

– Мисс Прендрегаст, пакуйте свои чемоданы. Утренним поездом вы возвращаетесь в Лондон.

Уильям буквально ворвался в комнату и закричал лакею:

– Прочь! Прочь отсюда!

– Да, сэр, - невозмутимо ответил ему Кливерс. - Мне не надо повторять дважды.

Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Уильям ошалело смотрел ему вслед.

Что это случилось с ними со всеми? Даже его гости, что совсем уж странно, стремились как можно меньше быть в его обществе. На Уильяма смотрели так, словно он собственными руками утопил котенка, хотя он сделал всего лишь то, что сделал бы на его месте любой здравомыслящий человек, обнаружив вора в своем доме. Конечно, он выгнал Саманту. И наплевать, что она была красавицей, что все кругом любили ее. Наплевать и на то, что вчера вечером лишил ее невинности с изяществом пьяного матроса, а она отдала ее ему со всей красотой и грацией… женщины. Его женщины.

Но Саманта была воровкой. А кто украл однажды, останется вором до самой смерти. Она оказала услугу ему, им всем, Англии, она рисковала жизнью. Если бы это было все, что она сделала, он наплевал бы на то, что это компрометирует его, и женился бы на Саманте.

Но она крала у него, у него лично. Незначительные вещи. Некоторые из них - совсем недорогие безделушки. Но не все. И она ведь так и не вернула ничего из украденного в доме. Несмотря на все неопровержимые улики, так и не призналась, что брала их. Сказала, что не знает, где они находятся. А по ее лицу было видно, что она отлично это знает. Саманта была не только воровкой, но и лгуньей.

Уильям сорвал с себя галстук и воротничок. Затем отбросил прочь сюртук и жилет. И посмотрел в окно, ища глазами огни ее коттеджа.

Ему надо было посадить ее в тюрьму прямо здесь, в Хоксмуте, и приказать, чтобы ее никогда не выпускали оттуда. Но он не мог. Как только речь заходила о Саманте, Уильям становился мягким, словно пудинг, и абсолютно беспомощным. Но почему?

Потому ли, что не мог забыть, как выглядели в лунном свете ее обнаженные плечи? Потому ли, что помнил ту боль, которая отражалась в ее глазах, когда Саманта рассказывала о своем детстве? Или потому, что стыдно было вспоминать, с какой любовью относилась она к его детям?

Сев на стул, Уильям начал стягивать сапоги.