Дафна дю Морье - Генерал Его Величества

— Из Голландии сразу во Францию, — бормотал он. — Там встретиться с принцем. Разработаем новый план, более четкий, чем предыдущий. Высадимся в Ирландии, а оттуда — в Шотландию… — Его взгляд снова вернулся к записке, зажатой в руке. — «Мать нарекла меня Элизабет, — прочел он, — но я хочу подписать это письмо Ваша дочь Бесс».

Он тихонько свистнул и перебросил записку Дику. Мальчик медленно прочел ее и молча вернул отцу.

— Как ты полагаешь, — спросил Ричард, — мне понравится твоя сестра?

— Думаю, очень.

— Требуется изрядная доля мужества, — продолжал отец, — чтобы все бросить, сесть на корабль и отправиться одной в Голландию — без денег, без друзей.

— Да, — согласился Дик, — требуется мужество — и еще кое-что.

— Что же?

— Доверие к человеку, которого она так гордо величает отцом. Уверенность в том, что он не покинет ее, если вдруг сочтет, что она недостойна его.

Они глядели друг на друга — Ричард и его сын — пристально, внимательно, словно между ними в этот момент возникло какое-то мрачное, тайное согласие. Затем Ричард сунул записку в карман и повернулся к входу в контрфорс.

— Неужели нам придется уходить тем же путем, каким мы пришли сюда? — произнес он неуверенно.

— За домом следят. Это ваш единственный шанс.

— А когда завтра в поместье заявятся ищейки, чтобы отыскать наши следы, что ты собираешься делать?

— То, что предложил Джонатан. Летом сухое дерево горит быстро. Боюсь, Рэшли больше не смогут пользоваться своим летним домиком.

— А этот вход?

— Камень так подогнан, что с этой стороны ничего не заметно. Лишь гладкая стена. Видишь там веревку и железные петли?

Мы заглянули — все трое — в черную глубину отверстия. И вдруг Дик протянул руку, схватил веревку и потянул на себя. Ему пришлось дернуть еще три раза, прежде чем петли лопнули, навсегда разрушив механизм потайной двери.

— Вот, — произнес он со странной улыбкой, — никто больше не откроет дверь, если захлопнуть ее.

— Однажды, — сказал Ричард, — какой-нибудь Рэшли разрушит этот контрфорс. И что же мы оставим ему в наследство? — Его взгляд остановился на небольшой куче костей в углу. — Скелет крысы, — усмехнулся он и, поддев ногой, сбросил кости вниз по ступеням.

— Иди первым, Дик. Я за тобой.

Дик протянул мне руку, я задержала ее в своих ладонях.

— Смелее, — сказала я. — В Голландию плыть недолго, а там ты найдешь себе друзей.

Он не отвечал, лишь глядел на меня своими огромными темными глазами. Затем повернулся и исчез в темноте.

Я осталась одна с Ричардом. Сколько же у нас с ним уже было расставаний, и всякий раз я уверяла себя, что это последнее, — и всякий раз мы вновь находили друг друга.

— Надолго?

— На два года. Или навсегда.

Он сжал мое лицо в ладонях и поцеловал.

— Когда я вернусь, мы отстроим дом в Стоу. Тебе придется поступиться гордостью и стать наконец моей женой.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Будь счастлив с дочкой. Он все еще медлил.

— Знаешь, я решил, что в Голландии не поленюсь и напишу всю правду о гражданской войне. О Боже, уж я отделаю моих дорогих соратников-генералов, пусть все знают, какие это мерзавцы. Возможно, после этого принц Уэльский наконец соизволит произвести меня в главнокомандующие.

— Более вероятно, что он разжалует тебя в рядовые.

Он пролез через отверстие и, опершись коленом о ступеньку, где ждал его Дик, повернулся ко мне.

— Я все сделаю за вас, — сказал он. — Смотри из окна своей комнаты. Увидишь, как летний домик Рэшли скажет последнее прости Корнуоллу. И Гренвилям.

— Не забудь о часовом. Он стоит рядом с мощеной дорожкой, у подножья насыпи.

— Ты еще любишь меня, Онор?

— Видно, это наказание за мои грехи, Ричард.

— Их много у тебя?

— Ты все их знаешь.

И пока он медлил, положив руку на каменную дверь, я решилась обратиться к нему с последней просьбой:

— Ты знаешь, почему Дик выдал вас?

— Догадываюсь.

— Не из злобы, не из мести. Он просто увидел кровь на щеке Гартред…

Он задумчиво поглядел на меня. Я прошептала:

— Прости его, прости хотя бы ради меня.

— Я простил его, — медленно ответил он, — но Гренвили — странный народ. Боюсь, он сам себя не сможет простить.

Я не отрывала от них глаз, пока оба они — отец и сын — стояли на узкой лестнице, уходящей вниз, в мрачную темноту подземелья. И тут Ричард протянул руку, толкнул каменную дверь, и она захлопнулась — навсегда… Я молча смотрела на гладкую ровную стену. Потом позвала Матти.

— Все, — сказала я. — Дело сделано. Она подошла ко мне и взяла меня на руки.

— Больше никто никогда не спрячется в этом подземном тайнике. — Я прикоснулась ладонью к своей щеке. Она была влажной. Я даже не заметила, что плачу. — Отнеси меня в мою комнату. — попросила я Матти, и мы отправились в обратный путь.

Я села у дальнего окна и принялась глядеть вдаль, туда, где кончался сад. Луна поднялась уже высоко, но сегодня она была не белой как прошлой ночью, а с ярко-желтым кольцом вокруг диски. Собравшиеся с вечера облака кудрявыми тенями ползли по небу. Часовой покинул свой пост у ступеней, ведущих к дорожке, и маячил теперь около двери одного из амбаров, разглядывая окна дома. В темноте он не мог видеть, как я сижу там, положив подбородок на руку.

Казалось, прошли часы, а я все не сводила глаз с дальнего восточного конца парка. И вот наконец над деревьями поднялась тонкая струйка дыма. Ветер дул с запада, унося дым прочь от поместья, и часовой, подпиравший дверь амбара, не мог его видеть.

Теперь, подумала я, будет полыхать до утра, а когда рассветет, они заявят, что ночью браконьеры разложили костер, и огонь перекинулся на летний домик. Потом кто-нибудь из поместья отправится к Джонатану приносить свои извинения. А пока, думала я, двое мужчин под покровом ночи держат путь к побережью и, достигнув моря, спрячутся где-нибудь под скалой. Они в безопасности, они вдвоем. Я могу идти спать и забыть о них. Но я не могла. Я все сидела перед окном спальни, смотрела вдаль, но не видела ни луны, ни деревьев, ни столба дыма, рвущегося в небо. В памяти стояли глаза Дика, его последний взгляд, каким он смотрел на меня, когда Ричард закрывал каменную дверь в стене.

В девять утра я услышала, как через парк проскакал отряд всадников. Во дворе они спешились, и их командир, полковник из штаба Хардресса Уоллера, распорядился, чтобы я оделась и немедленно спустилась вниз: он должен был отвезти меня в Фой. К тому времени я была уже готова, и слуги, не мешкая, снесли меня в холл. Когда мы проходили мимо дверей галереи, я увидела, что солдаты срывают там со стен деревянную обшивку.

— Этот дом уже разорили однажды, — сказала я офицеру, — и для того, чтобы хоть немного благоустроить его, моему зятю потребовалось целых четыре года. Неужели теперь придется начинать все сначала?