Эмма Драммонд - Танцовщица

Франц тяжело вздохнул, покачав головой от удивления. Но больше ничего не говорил, пока коляска кружила по улицам по направлению к ее коттеджу. Лейла машинально улыбалась в ответ на приветствия, когда они проезжали мимо старых знакомых или вновь прибывших военных. Она мечтала убежать из Кимберли, но какая-то частичка ее останется здесь навсегда. Свобода далась нелегко, хотя сейчас она лучше понимала свою жизнь и жизнь людей, окружавших ее.

Они уже приближались к коттеджу, когда, повинуясь внезапному импульсу, Лейла коснулась плеча возницы зонтиком, попросив того остановиться. Франц резко поинтересовался, что она тут забыла, но Лейла молча открыла дверцу и спрыгнула на землю: невдалеке начиналась ее улица.

— Есть что-то, что я должна сделать, прежде чем уеду, — объяснила она своему раздраженному компаньону. — Пожалуйста, поезжайте дальше.

— Сделать?.. Здесь и сейчас? Не понимаю. В ее улыбке сквозила грусть.

— А ты и не поймешь, Франц. В том, что не касается театра или музыки, ты ничего не понимаешь.

Попросив не ждать, Лейла открыла зонтик, дожидаясь, пока коляска не повернет за угол. Улицу едва ли можно было назвать пустынной, но все же она чувствовала себя странно одинокой, когда медленно шла по дороге, понимая, что может побороть страх, лишь пройдя этот путь еще раз. Решимость навсегда забыть о прошлом определила и одежду— Лейла выбрала прелестное платье темно-персикового цвета с многослойным воротником, маскировавшим ее исхудавшую грудь, но подчеркивающим утончившуюся за время блокады талию. Кремового цвета перчатки изумительно подходили к шляпке с поперечными кремовыми и коричневыми полосками, заканчивающимися кисточками темно-персикового цвета с левой стороны. Соблазнительно — да, но слишком элегантно для простой шлюхи, как цинично решила Лейла, пытаясь подбодрить себя.

На улице не было ни души. С пересохшим ртом, почти решив повернуть назад, она все же подумала, что уезжает в пятницу и будет вечно сожалеть об отсутствии мужества, если сейчас не пройдет той дорогой. Стоя на месте, Лейла пыталась перебороть страх, пока в ее голове не всплыла мысль: «Рози бы это сделала». До боли сжав ручку зонтика, она призналась себе, что Рози обязательно повторила бы этот путь, ни о чем не жалея. Глубоко вздохнув, Лейла медленно двинулась вдоль деревьев и прошла уже несколько метров, пока не поняла, что подсознательно копирует свой выход в театре Линдлей. Каким-то образом это успокоило ее и позволило даже легко принять тот надменный вид, что обязательно сопутствовал номеру «Прогулка» и держал в напряжении смолкших зрителей.

На другом конце улицы появились несколько женщин, и Лейлу мгновенно охватил ужас. Но они, однако, весело болтали друг с другом, неся в руках лишь корзинки для покупок.

Лейла приблизилась к месту, где небольшой просвет в кустах создавал иллюзию прохода. Мимо проскочили две смущенно улыбавшиеся женщины. Невдалеке показался офицер, ведущий под руку смеющуюся девушку, и Лейла старалась смотреть только на них, когда все ближе и ближе подходила к тому жуткому клочку земли, понимая, что ей придется остановиться и бороться со страхом.

Здесь ничего не говорило о боли, ужасе и оскорблениях. На кустах появились цветы, птицы порхали с ветки на ветку и радовали глаз ярким оперением. Солнечные лучи, пробивающиеся через зеленые листья, отбрасывали качающиеся тени. Лейла почувствовала огромное облегчение. Злоба не оставила своих следов, ненависть исчезла. Повернувшись, она продолжила путь, охваченная странным чувством победы, сходным с тем, что испытали жители Кимберли, узнав, что буры отступили.

Когда Лейла подошла к дому, ей навстречу, как обычно, заковыляла Салли, однако Флоренс была в таком возбуждении, что не сделала ни малейшей попытки принести хозяйке воды или приготовить чай.

— Посмотрите! — кричала она, размахивая газетой. — Их доставили сегодня утром из Кейптауна, а доктор Тривес занес нам по пути в госпиталь. Как вы думаете, узнают об этом в Англии, мисс Дункан?

Лейла рассеянно взяла газету, все еще держа на руках Салли. Думая о намеках Франца на разгорающийся скандал, о том, что Джулии сообщат сильно приукрашенные сплетни, о том, что на нее будут указывать пальцами, Лейла не сразу осознала содержание заголовков, набранных огромными буквами на первой полосе.

ГЕРОИНЯ ОБОРОНЫ КИМБЕРЛИ

ИЗВЕСТНАЯ АКТРИСА ПОЕТ ДЛЯ ЖЕНЩИН В АЛМАЗНЫХ ШАХТАХ, ПОКА ИДЕТ ОБСТРЕЛ ГОРОДА

Не веря собственным глазам, Лейла просмотрела этот яркий образчик патриотической журналистики, обнаружив, к своему огромному удивлению, что «переборола страх, голод и лихорадку, лишь бы развлекать женщин и детей во время их пребывания под землей. Она, без сомнения, забыла о своих страданиях, стараясь помочь тем, кто был рядом, и организовала девушек из театра (где сама мисс Дункан покрыла себя неувядающей славой), чтобы устраивать музыкальные концерты в течение трех дней и ночей непрекращающегося ужаса бомбардировок со стороны буров, которым, тем не менее, не удалось сломить защитников Кимберли…» Еще больше потрясло Лейлу красочное описание того, как мистер Сесил Роде приносит ей благодарность от имени города, как только она поднялась из шахты — усталая, но улыбающаяся.

Подняв глаза с газеты на раскрасневшуюся Флоренс, Лейла гневно сказала:

— Это ерунда. Ни капли правды. Как кто-то мог написать подобную чушь, а тем более опубликовать ее? Кто в Кейптауне мог знать, что происходило здесь в шахтах? Боже, Флоренс, что мне делать?

Девушка радостно рассмеялась.

— Воспользоваться на полную катушку представившейся рекламой. Я надеюсь, об этом прочитают и в Англии.

— Но это… ложь, — запротестовала Лейла. — Кто мог сделать подобное?

— Любой журналист, работающий в нашей газете. Заметка на такую животрепещущую тему принесет ему состояние, — заметила Флоренс. — Вам придется придерживаться этой истории.

— Конечно нет, — объявила Лейла. — Если кто-нибудь упомянет об этом, когда мы прибудем в Кейптаун, я стану отрицать.

— А мы не едем в Кейптаун, — проинформировала ее Флоренс и направилась в кухню, запоздало вспомнив о необходимости приготовить чай. — Железная дорога сейчас свободна лишь до Дурбана. Мне не жалко. В Дурбане хорошо, и у нас будет несколько лишних дней пути, чтобы отдохнуть.

Лейла медленно опустилась в кресло, по-прежнему сжимая в руке газету. Там была еще одна заметка, касающаяся осады Кимберли, и когда она ее прочитала, то подумала, как ее жизнь меняется от одного только сообщения в прессе. Около фотографии ослепительной женщины в сильно декольтированном бальном платье, которую сопровождал военный, отвернувшийся от фотографа, была приведена история миссис Вейси-Хантер — жены галантного офицера-улана, который гостил у своей матери в Кимберли, когда началась осада. И пока майор Вейси-Хантер участвовал в отчаянных рейдах на территорию врага, его жена — известная и любимая многими — неустанно трудилась вместе с другими леди, собирая лекарства и вещи в далеком Кейптауне, куда не доходили вести о судьбах попавших в осаду. И за три дня до освобождения города, который помогал защищать ее муж, миссис Вейси-Хантер преждевременно родила. Близкие друзья поправляющейся молодой матери намекнули корреспонденту, что мальчика назовут «Кимберли». Майор Вейси-Хантер, получив известие о появлении сына, заявил, что безумно рад.