Дина Данович - Страсти по Анне

Александр Михайлович стоял у рояля, неспешно что-то наигрывал одной рукой. Николка стоял за его спиной, около окна. Я хотела войти, но в это время Николка повернулся к Александру Михайловичу и резко сказал:

— Простите меня!

Естественно, я не вошла, но невольно прислушалась, кляня свое любопытство.

— Вот еще глупости! — небрежно сказала мой супруг.

— И все-таки, — настаивал Николка.

— Да ничего вы не должны говорить мне, Николай, — повернулся к нему Александр Михайлович. — Тем более что… Ладно, забудьте. Я удовлетворил ваш вызов. Вы остались довольны результатами, не правда ли?

Николка словно не слышал сарказма в словах моего супруга.

— Я много думал… — сказал он медленно. — И пришел к выводу, что Анна должна быть счастлива с вами.

Александр Михайлович усмехнулся. Мне показалось, что меня сейчас заметят, поэтому почти прекратила дышать, но сердце у меня билось, как сумасшедшее.

— Не смейтесь, — упрекнул его Николка. — Я вам говорю то, что вижу. Вот Анна! Все бегает, ищет чего-то!.. Поклонники, глупости, инфантильность. Скажите, для чего?

— Анне нравится изображать из себя ребенка. Она прирожденная актриса.

— Нет.

— Нет?

— Нет. Анна хочет, чтобы ее увидели. Как ребенок начинает плакать в надежде, что к нему придут и обратят на него внимание, так и Анна стремится стать объектом внимания. Вашего внимания!

— Что ж, у нее прекрасно получается. Анна заплакала — и вы получили пулю в бок. Смешно?

— Не очень, — признался Николка. — Но как мне было поступить иначе? Поверьте, я так сильно люблю ее, что готов на все ради ее счастья!.. И когда я узнал, что она расплакалась в вашем присутствии, то решил: вы и есть причина ее слез, и был в ярости! А вы с легкостью могли бы проигнорировать вызов задиристого мальчишки, но вы приняли его со всей серьезностью!

Александр Михайлович заиграл что-то веселое и быстрое.

— Теперь наши весенние выстрелы не имеют никакого значения!

— Имеют!

— Ну, может быть, только для вас. Но не для Анны.

Николка уже почти кричал, как всегда в минуты возбуждения.

— Не для Анны? Неужели же вы ничего не видите, Александр Михайлович? Да все, что она делает, — ради вас, ради вашего внимания к ней!! Она даже меня любит, чтобы вам показать, как она способна любить! И поверьте, Александр Михайлович, мне не просто быть объектом любви, в которой я не способен разделить, где — мое, где — ваше!

Супруг как-то странно замер, осмотрел Николку с головы до ног и сказал медленно:

— Не думал, что вы можете так рассуждать. А относительно любви не волнуйтесь — все ваше.

Николка, раскрасневшийся и недовольный, как всякий невыслушанный до конца спорщик, заходил по комнате. Я невольно улыбнулась: выправка и юношеские жесты делали Николку милым и забавным.

— Ах ты, негодник! — зашептала я, вонзаясь в руку Николке острыми ногтями. — Пойди-ка в мою комнату, мне надо с тобой поговорить!

— Это еще зачем? — упрямился тот.

— Затем, что ты вдруг стал слишком разговорчивым! Наболтать Александру Михайловичу такого!..

— Что? — закричал Николка. — Ты подслушивала?

Я впилась в его руку еще сильнее.

— Выбирай выражения! — потребовала я. — Я случайно услышала: вы же для своих тайных бесед даже не удосужились прикрыть дверь! Что мне оставалось — заткнуть уши и выйти в сад?

Николка сначала покраснел, потом краска сошла с его лица.

— Я все равно не буду перед тобой оправдываться, — заявил он. — И от своих слов не откажусь.

Я, не выпуская из своей руки Николкину руку, пошла наверх.

— Эй! — пытался сопротивляться брат. — Что еще за безобразие! Я буду звать на помощь! Отпусти меня! Что тебе нужно?

Я захлопнула в спальне дверь.

— Вот теперь будем говорить!

— Не буду я с тобой разговаривать! — заявил Николка. — Ты ведешь себя как… распоследний римский император. Приказываешь, руку мне исцарапала…

— Ты в самом деле считаешь, что я живу только ради того, чтобы понравится Александру Михайловичу?

— Ну, не живешь… Но большая часть твоих поступков слишком прозрачна. Ты влюблена в собственного мужа, как гимназистка! — бросил Николка.

Я резко повернулась к зеркалу, успела отметить неровные ярко-алые пятна на своих скулах.

— Хорошо! Я скажу тебе, — решилась я. — Меня не интересует Александр Михайлович. Ты ошибся. Я люблю другого мужчину. Я познакомилась с ним здесь, на дачах. Он — все для меня. Целый мир, целая Вселенная. Он как бог для меня. Понимаешь, Николка! Я никогда и никого так не любила…

— Лжешь! — крикнул он.

И вышел вон, хлопнув дверью.

Без Любомирского было скучно, меня не развеселил и Николкин визит. Напротив, утомил и заставил понервничать не в меру. По вечерам — супруг остался на некоторое время на даче — мы собирались за вечерним чаем, беседовали. Но я почти не говорила, держала в руках книгу, иногда листала страницы. Николка беспрестанно злился.

— Успокойтесь, Николай, — посоветовал ему Александр Михайлович, — если у Анны Николаевны нет желания говорить с нами, то не будем досаждать ей.

— Да я ей не сказал ни слова! — попытался оправдаться Николка.

— Вы смотрите на нее неодобрительно, а Анна Николаевна любит, когда ей говорят комплименты и разные приятности, — с улыбкой сказал Александр Михайлович. Но разве это была улыбка?

Одно только желание задеть меня. Или показать Николке, каким наивным тот был во время своей детской исповеди.

— Неодобрительно?! — вскричал Николка, отталкивая от себя чашку чаю. — Как прикажете мне смотреть на Анну? Ей не четырнадцать лет, чтобы так неучтиво забывать о правилах хорошего тона!

— Оставьте, — протянул Александр Михайлович. — Давайте-ка лучше сразимся в шахматы, господин офицер.

Я не сказала в тот вечер ни слова, все мои мысли были заняты исключительно Вадимом Александровичем.

«Вот удивительно, — рассуждала я про себя, — я знаю человека всего несколько недель, а думаю о нем в любое время суток, есть не могу, спать не могу, пальцы дрожат при одном только упоминании его имени!.. И если бы наши отношения были плавными — но нет! Он то задевает меня своей откровенностью, то подтрунивает над моими чувствами, то любезничает со мной!.. Столько чувств сразу! Я и недовольна им, и довольна! Как в детской сказочке — с ним тесно, а без него скучно. …И еще Николка выдумал какие-то совершенные глупости относительно Александра Михайловича!»

В саду уже царила грозовая летняя тьма. Я вышла на террасу, на которой меня настиг радостный крик Николки:

— Вам — мат, Александр Михайлович! Вам — мат!!

Александр Михайлович даже рассмеялся.

— Не может быть! — притворно забеспокоился он.

— Мат! Господи! — не унимался Николка. — Первый раз в моей жизни я поставил вам мат! Боже мой!