Дженнифер Блейк - Узник страсти

В доме было девять больших комнат с высокими потолками. В передней части дома находились библиотека, салон и спальня мадам Розы. Второй ряд комнат включал в себя столовую в центре и находившиеся по бокам ее спальни, а на задний двор выходили спальня и гостиная Ани и спальня Селестины.

После свадьбы мадам Розы и Аниного отца дом был заново отделан в соломенно-золотистом и оливково-зеленом тонах. На окнах висели тяжелые парчовые занавеси, полы устланы коврами с медальонами. Стулья и кушетки обиты шелком, а покрывала на кроватях были из сурового полотна, отделанного по краям тяжелым валаньсенским кружевом. Над каминами висели зеркала в бронзовых рамах, а по углам комнат стояли мраморные скульптуры. Люстры были из позолоченной бронзы и хрусталя, на столиках и каминных плитах стояли статуэтки севрского фарфора, на стенах висели в позолоченных рамах литографии и картины, на которых были изображены пасторальные сцены.

Чтобы попасть в столовую, Ане нужно было всего лишь пройти в гостиную, повернуть направо и пройти через дверь. Стол был уже накрыт, на ее месте приборы были приготовлены, не было только еды. Однако никого не были видно, никаких признаков, что подадут обед. Она подошла к буфету, где стоял поднос с графином, и, налив себе немного шерри, снова вернулась в гостиную и села, как полагается, на краешек кресла.

Поза была слишком неудобной, чтобы так можно было сидеть долго. В отличие от многих молодых креольских леди, Ане никогда не советовали вшивать в корсаж специальные планочки, чтобы придать фигуре осанку. Не заботясь о том, что платье помнется или станут видны нижние юбки и кринолин, она откинулась на мягкую спинку кресла.

Отпивая маленькими глотками вино, она смотрела в окно. Ночь была тревожной. Ветер переменился и теперь дул с юга. Он с силой раскачивал ветви древних дубов, которые жалобно скрипели и стонали. Откуда-то издалека доносились низкие угрожающие раскаты грома. Движение воздуха в комнатах время от времени усиливалось, и тогда пламя в лампах начинало метаться, отбрасывая на стены дрожащие тени. В воздухе одновременно пахло керосином из ламп, розовыми лепестками из китайского кувшина, стоявшего на столе, пыльцой цветущих, деревьев и приближающейся грозой.

На столе лежала газета «Луизиана Курьер». Поставив стакан, Аня стала просматривать ее. Сначала прочитала материал из Франции. В нем до смешного подробно описывалась кавалькада форейторов, ливрейных слуг, конных копьеносцев с маленькими флажками и конюших, которые непременно сопровождали экипаж маленького сына Луи-Наполеона, вместе с няней отправлявшегося на прогулку. Потом она перешла к сообщению об индейских волнениях на территории Канзаса, и в это время в двери появился сын Денизы Марсель.

Она отложила газеты в сторону и с улыбкой сказала:

– Обед, наконец? Я умираю от голода.

Марсель был серьезный и умный юноша приблизительно Аниного возраста, стройный, с вьющимися волосами и светло-коричневой кожей. В его чертах было достаточно от белого человека, отчего Аня довольно часто спрашивала себя, не является ли его отцом тот человек, у которого ее отец выиграл плантацию. Сама Дениза не распространялась на эту тему, и когда мадам Роза с креольской прямотой спросила ее о том, кто является отцом ее сына, она сказала, что не может назвать его имя. Марсель был отличный слуга, спокойный, знающий и очень верный. Когда ей удавалось согнать с его лица обычное выражение серьезности, то он широко и заразительно улыбался. Никогда он не выказывал, что помнит о тех временах, когда они с Аней детьми бегали и прыгали по галереям дома.

Сегодня его лицо было еще более серьезно, чем обычно, и, кланяясь, он старался не смотреть ей в глаза.

– Извините, мамзель. Обед действительно уже готов, но я не знаю, куда его подавать.

– Не знаешь? Что ты хочешь сказать?

– Я только что ходил в хлопковый сарай с подносом. Мсье Дюральд сказал мне, что туда надо принести и ваш обед. Он не будет есть один.

Она резко поднялась.

– Понятно. Тогда ему придется остаться голодным. Я буду есть в столовой, как всегда.

– Прошу прощения, мамзель. Он сказал еще, что, если вы откажетесь, он будет вынужден поджечь хлопковый сарай.

Аня замерла, на скулах выступил румянец гнева.

– Он что?.. – резко спросила она.

– Я сказал ему, что он пожалеет о своих угрозах, но вы можете не сомневаться в том, что он выполнит.

– Но как… – Она замолчала прежде, чем закончила вопрос. Она вспомнила, что оставила коробку спичек на краешке столика у камина, когда зажигала ночью лампу. Ее дядя Уилл не дотягивался туда, но Равель был выше, его руки были длиннее, и, возможно, он сильнее хотел добиться своего. Наверное, он каким-то образом смог сбросить спички со стола на пол и дотянуться потом до них.

– У него есть спички, – сказал Марсель. – Он мне их показывал.

– Почему же ты не забрал их у него? – взволнованно спросила она.

– Я подумал об этом, но он предупредил меня, чтобы я даже не пытался сделать это. Он сказал, мамзель, что вы должны забрать их сами.

Равель стоял у окна. Благодаря высокому росту он прямо смотрел в окно, в открытую всем ветрам темноту. На фоне темного окна его освещенный профиль выделялся довольно четко. Выражение его лица было задумчиво, и хотя он привел себя в порядок после ухода Ани, воспользовавшись предоставленными ею удобствами, все же он в своей красной фланелевой рубашке и с белой повязкой на голове, едва видной из-под курчавых волос, походил на пирата. Цепь, которой он был прикован к стене, была сейчас вытянута по полу, и ее стальные звенья тускло блестели в свете лампы. Цепь слегка загремела, когда он повернулся на звук открываемой двери.

Он смотрел на Аню, и его черные глаза не упустили ни одной мелочи в ее виде – от сверкающей короны волос и блеска драгоценностей на шее до кружевного края нижней юбки, который был виден, потому что она слегка приподняла над полом свое шелковое полосатое платье. У него на лице появилось выражение теплой признательности, которое быстро сменилось едкой насмешливостью. Он прислонился к стене под окном и сложил руки на груди.

– Восхитительно! Если все это великолепие в мою честь, то я польщен!

– Я не собиралась встречаться с тобой сегодня вечером, как ты прекрасно знаешь, – коротко ответила она. Его дерзость польстила ей. Ее щеки покраснели, губы сжались в тонкую линию, когда она отпустила край платья и сбросила с головы шаль.

– Какое разочарование! У тебя есть еще какие-то гости?

Соблазн солгать, использовать свой долг как хозяйки дома, чтобы избежать этого ужина, был велик, и ей с трудом удалось преодолеть его.

– Совершенно случайно у меня нет гостей.