Мэри Патни - Нежно влюбленные

— Я рад, что ты убегаешь от меня, моя крошка. Мне так больше нравится. — Его голос звучал угрожающе. — Но у тебя ничего не получится, крошка. Еще немного — и ты сама прибежишь в мои объятия.

Диана задрожала. Удалось ли Джеффри выбраться? Дай Бог, чтобы он не вздумал вернуться сюда. Еще один тупик — перед Дианой внезапно выросла густая поросль тиса. Повернув, она побежала назад.

У следующего поворота женщина остановилась, прислушиваясь. Она слышала тяжелое дыхание своего преследователя, слышала, как он продирается сквозь кусты, но не могла понять, где он находится. Везель мог быть повсюду. Он был способен обогнать ее и залечь в траве, чтобы неожиданно наброситься на нее. Неуверенность пугала ее больше, чем его присутствие.

Диана пробежала еще один кусок лабиринта, который изнутри казался гораздо больше, чем снаружи. Воздух был напоен благоуханным ароматом летнего сада, но женщина не замечала его, убегая от преследующего ее кошмара. Господи, когда же она доберется до центра и сможет выбраться из лабиринта? Забеги она в лабиринт минутой раньше, ей бы удалось убежать от графа.

Диана остановилась, тяжело переводя дыхание. И вдруг рука в черном проскользнула через густые заросли и с силой схватила ее за плечо. Диана закричала что было сил.

Джеффри выбрался из тисовых зарослей, оставив в них, свою курточку, которая зацепилась за ветки. Вскочив на ноги, мальчик услышал устрашающий крик матери и рванулся было ко входу в лабиринт, но тут же остановился. Ему не справиться с плохим дядей, поэтому надо бежать за помощью, как сказала мама.

Джеффри еще в жизни не бегал так быстро, он умудрился сократить дорогу, завернув в розовый сад. Но все равно — сады были слишком большими, и дом, казалось, был ужасно далеко. Руку ему пропороло розовым шипом, дыхание ребенка прерывалось, но он продолжал бежать. Когда Джеффри уже почти миновал сады, его голову словно перехватили веревкой, в висках застучало — это были признаки начинавшегося припадка.

Француз крепко сжимал плечо Дианы. Его вторая рука тоже проскользнула сквозь густые ветви, и он стал лихорадочно шарить ею по телу женщины, пока не вцепился ей в грудь. Везель держал Диану железной хваткой, но все же не мог пробраться к ней сквозь кусты. Впрочем, он мог сделать так, чтобы она лишилась сознания, а потом разыскать ее, бездыханную, на дорожке лабиринта. Подумав об этом, Диана начала яростно сопротивляться.

Везель произносил свои угрозы тихим, свистящим шепотом:

— Сначала я сорву с тебя одежду, чтобы убедиться, что все твое тело так же прекрасно, как и те части, что открыты взору. А потом я возьму тебя, проникну глубоко в твои самые сокровенные уголки, а ты будешь сопротивляться. — Воображение извращенца рисовало ему столь соблазнительные, с его точки зрения, картины, что он начал терять хладнокровие. — Как удачно, что в это время здесь никого нет — мне не придется заглушать твои крики.

Тут Диана сумела вывернуться и укусить графа в руку. От боли француз выпустил ее, и Диана бросилась бежать.

— Тебе не следовало делать этого, — прошипел он ей вслед.

Казалось, хриплое дыхание Везеля заполняло собою весь лабиринт, женщина слышала его тяжелые шаги — теперь он почти бежал.

Еще один перекресток, еще Один поворот налево, еще один тупик… Диане казалось, что она сумела далеко убежать от своего преследователя, как вдруг он показался на дорожке в каких-нибудь двадцати футах от нее. На его лице расползлась злобная, похотливая улыбка, глаза загорелись безумным огнем. Диана заметалась как загнанный зверек, как вдруг заметила в одном месте между кустарником и землей довольно большое пространство. Упав на траву, женщина поползла под кусты. Ветви больно царапали ей спину, в клочья изорвали тонкое муслиновое платье, она потеряла одну туфельку. Зато теперь Диана могла перевести дыхание — человеку с комплекцией Везеля было не пролезть под кустами. Сквозь густую листву послышались грозные проклятия обезумевшего извращенца.

Диана снова помчалась по дорожке, заворачивая налево, сердце ее готово было выскочить из груди. Ее силы были на исходе, вместе с ними таяла надежда убежать от француза. Ей было пришла в голову мысль подождать его с кинжалом в руке, но даже сейчас женщина сомневалась, что сможет убить человека, пусть и для спасения собственной жизни. И Диана не посмела рискнуть.

Джеффри всем своим существом боролся с приближающимся припадком.

— Нет! — вскричал он, сгибаясь пополам и прижимая пальцы к вискам, словно хотел удержать теряющееся сознание. — Нет!

Отчаяние и сила воли сделали свое дело — мальчик сумел задержать наступление припадка. Дергающая боль в голове отступила. Но когда Джеффри уже был на дорожке, ведущей к дому, он почувствовал, что неизбежное все-таки случится. У него оставалось всего несколько минут.

Везель спешил вслед за Дианой. Воздух сотрясали французские проклятия, и Диана была рада, что не знала этого языка. Еще один поворот — и перед Дианой оказалась круглая лужайка — центр лабиринта. Она пробежала половину круга, как услышала за спиной шипящий окрик:

— Ну вот, теперь-то я догнал тебя, маленькая потаскушка!

Не успела женщина повернуться, как сильный удар в спину свалил ее с ног. Диана упала на колени, хватая ртом воздух. Везель метнул в нее свою тяжелую трость, и краем глаза Диана увидела, как на яркой зеленой траве поблескивает золотая змеиная головка. На мгновение она оцепенела, не в силах двинуться с места, но затем быстро вскочила на ноги.

Однако не успела Диана сделать и шага, не успела выхватить свой кинжал, как граф де Везель, успевший в два прыжка преодолеть лужайку, схватил ее.

Франсис, хмурясь, ждал, пока Джерваз заговорит. Из гостиной доносился шумный говор. Они стояли вдвоем в огромном холле — два человека, связанные кровными узами и разделенные враждебностью.

Не зная, с чего начать, Джерваз внимательно оглядел средневековые рыцарские доспехи, стоящие у стены, словно не мог понять, какого черта их тут выставили. Наверное, доспехи нравились его деду. А может, и прадеду. Положив руку на забрало и отвернувшись в сторону, виконт медленно произнес:

— Прости меня за то… что я тебе наговорил… Мои слова были непростительными…

— Да уж…

Франсис молчал, не помогая кузену выйти из неловкого положения. Глядя на отполированный шлем, Джерваз признался:

— То, что я сказал… не имеет никакого отношения к тебе или Джеффри… Только ко мне.

Франсис упорно молчал, и виконт наконец повернулся к нему лицом. Кузен посматривал на него с неприкрытой враждебностью, но в его взгляде мелькнуло сочувствие — во всяком случае, так показалось Джервазу. Похоже, Франсис знал больше, чем казалось Сент-Обену.