Мэри Патни - Моя прелестная роза

Через несколько минут Розалинда вернулась в вышитой ночной рубашке, с заплетенными в косу волосами. Задув все свечи, кроме той, что стояла на комоде, она подошла к кровати.

— Не дать ли тебе еще лекарства?

— Нет. Ложись. — Он не хотел тратить драгоценное время на одурманенный сон.

Она скользнула под одеяло рядом с ним. Он принял ее мягкое тело в свои объятия, ощущая при этом удовольствие столь сильное, что оно походило на боль. Странно, но ее близость приглушала его физические муки. Или, может быть, он просто меньше их замечал?

— Какое блаженство — чувствовать, что ты рядом! — шепнул он.

— Ммм. И мне тоже очень хорошо с тобой. — Ее теплое дыхание овевало его шею.

Несколько минут они лежали спокойно. Затем она робко произнесла:

— У меня есть для тебя хорошая новость. До сих пор я молчала о ней, потому что не была уверена. Кажется… кажется, у меня будет ребенок.

Он затаил дыхание, не смея поверить услышанному. Затем в его сердце, словно шампанское забурлила радость.

— Какая чудесная новость!

Прилив энергии позволил ему приподняться, опираясь на локоть. При слабом свете единственной свечи он увидел на лице Розалинды то сладостное выражение, которое со времен Евы можно видеть на лицах всех женщин, объявляющих, что у них будет ребенок. Он погладил ее рыжеватые волосы.

— Какая ты у меня молодец!

— Но и ты тоже. — Рассмеявшись, она положила его руку на свой живот. — Я думаю, что забеременела в самый первый раз, еще на сеновале.

— Это чудо, Розалинда. — Он лег, продолжая держать руку на ее животе. — Каждый из нас считал себя бесплодным. Но мы вместе смогли создать новую жизнь. — Жизнь, которую ему так и не суждено увидеть. горько сознавать, но это так. Может быть, он сможет, как София и Филип, хоть раз повидать своего первенца. Но это не то же самое, что держать его на руках, смотреть, насколько он похож на Розалинду…

Он постарался отбросить эти мысли как совершенно бесплодные. Сейчас он здесь, с Розалиндой, которая сообщила ему радостную новость. А он, в свою очередь, должен передать ей послание от родителей.

— Сегодня днем, после приступа, со мной произошло нечто очень необычное.

И он описал свое удивительное пребывание в аббатстве. Он умолчал о том, что Луиза сказала об их браке, полагая, что это дело личное, но упомянул о том, что она объясняет смерть как простой переход. Рассказал он и о своей встрече с родителями Розалинды, и о том, как они заботились о своей дочери.

Закончил он словами:

— Родители велели передать, что очень тебя любят. В наступившем безмолвии он раздумывал, не вызовет ли Розалинда санитаров, чтобы отправить его в бедлам. Услышав какой-то приглушенный звук, он понял, что она плачет на его плече.

— Ты знаешь, Розалинда, что я в здравом уме. — Он поцеловал ее в висок. — Может быть, это был вещий сон.

— Я что-то все время плачу. Должно быть, из-за беременности. — Она вытерла глаза краем простыни. — Если это и был сон, то, конечно же, вещий. Когда ты рассказал, что мои родители вместе и заботятся обо мне, все во мне словно запело.

Она потерлась щекой о его лицо, к счастью, выбритое Хабблом.

— Однажды ты спросил меня, почему я верю, что жизнь не ограничивается видимым нами миром, и я не могла ответить. Но сейчас ты сам объяснил, почему. Родители были моими ангелами-хранителями. Я сразу же это поняла, как только ты рассказал мне о своем сне.

И если София и Филип вместе, они с Розалиндой в один прекрасный день наверняка тоже будут вместе. Он погладил ее спину, остро ощущая не только телесную, но и духовную близость. Но вот беда, ему хотелось полной близости. Хотелось войти в ее тело, хотелось услышать ее томные стоны, ощутить неизъяснимое чувственное блаженство…

На его уста рвалось ругательство, но он сдержался.

— До сих пор я не сознавал, что желание — порождение скорее духа, а не тела. Я так хочу тебя. Но я слишком слаб. — Его губы искривились. — Хочу, но не могу.

— Ничего страшного Стивен, — шепнула она. Ее рука скользнула вниз по его телу, лаская с бесконечной нежностью. — Я… я не знаю, смогу ли быть близкой с тобой, понимая, что это, возможно, в последний раз.

Он почувствовал ком в горле. Еще одна потеря, и очень большая. Существует ли физическое слияние в Саду Света? Где-то он читал, что в раю существует лишь духовное слияние, куда более сладостное, однако, чем телесное. Он еще тогда подумал: каким образом автор мог узнать это? После того как он много раз был близок с Розалиндой, ему казалось весьма сомнительным, что может быть наслаждение более сильное.

И тем не менее надежда оставалась.

Розалинда бодрствовала еще долго после того, как Стивен уснул. То, что он рассказал, казалось ей вполне достоверным. Родители сопровождали ее и позаботились о том, чтобы она попала в руки приемных родителей. Она дважды благословенна. Но почему-то всю жизнь жила в постоянном страхе.

Поняв это, она страшно разозлилась на себя. В памяти вновь замелькали воспоминания о смерти родителей. Да, они умерли быстро, но их ужасная смерть глубоко запала в ее душу. За трагедией последовали недели мучительного страха, ставшего просто непереносимым, когда умерла ее любимая няня. Ей пришлось терпеть холод и голод, испытывать все тот же парализующий страх, но она старалась выжить — и выжила.

Неудивительно, что, хотя и чудом спасенная, она чувствовала себя так неуютно в этом мире. Она погребла ужас на дне своего сердца и приложила все усилия, чтобы быть примерной дочерью Томасу и Марии. Все, что угодно, только бы они не прогнали ее.

В течение многих лет страх неотступно преследовал ее. Она страшилась неведомого, страшилась лишиться своей приемной семьи, страшилась полюбить кого-нибудь слишком сильно. Она искала спокойствия и безопасности сразу во многих, поэтому любила многих. Вышла замуж за Чарлза, потому что он составлял часть привычного мира и ей казалось, что на него можно положиться. И еще ей поначалу казалось, что она может спокойно выйти замуж за Стивена. Конечно, он тяжело болен, и это ужасно, но утешением служило то, что она сможет вернуться к знакомой жизни.

Однако полюбить его всерьез — небезопасно, думала она тогда, это многократно усугубит тяжесть утраты, сделает ее сравнимой по тяжести с утратой родителей. Поэтому она не была готова к любви. Глубокая симпатия. Да. Конечно же, страсть. Но не любовь.

И тут вдруг Розалинда подумала: «Смешно. Я всегда считала себя спокойной и благоразумной, зачем же скрывать от самой себя, как сильно я люблю Стивена! Любить его — дело отнюдь не безопасное. Страшно даже подумать, что я могу утратить его. Это так же тяжело, как если бы мое сердце раскромсали надвое».

Но когда-нибудь они снова будут вместе. Розалинда твердо в это верила. И с этой надеждой, вконец измотанная, она задремала.