Сюзанна Энок - Не устоять!

— Черт возьми, да здесь не небо, а прямо решето какое-то, — пожаловался Рейфел Микеланджело Бэнкрофт, сердито тряхнув насквозь промокшим рукавом и в третий раз передвигая свой стул. — В Африке во время муссона — и то суше было!

Крыша гостиной нещадно протекала, и беспрерывно сыпавшаяся с потолка дождевая капель звонко барабанила в расставленные тут и там ведра. Над крышами Ковент-Гардена то и дело оглушительно гремел гром, а вспышки молнии выхватывали из полумрака промокших посетителей, укрывшихся в увеселительном заведении «Гарем Иезавели».

— Зачем же тогда вернулись в Англию? — лениво поинтересовался Роберт Филдс, делая очередную ставку.

Рейф неопределенно пожал плечами:

— Я исколесил страну вдоль и поперек, второй раз видеть одно и то же особого желания не было… Африканских баек для развлечения великосветской публики мне на первое время хватит с лихвой.

— Вроде рассказа про то, как кровожадные зулусы чуть не зажарили вас живьем, да? Это, между прочим, моя самая любимая, — вступил в разговор третий участник игры.

Рейф отхлебнул терпкого портвейна и суховато поблагодарил:

— Спасибо, Френсис.

Френсис Хеннинг расплылся в широкой улыбке. Его толстые щеки разрумянились от выпитого вина.

— Понимаю, каково вам сейчас. Отправились без оглядки за большим приключением и в голову не брали, какие там могут вас ждать неприятности, пока едва не угодили в людоедскую похлебку.

— А как насчет неприятностей, которые поджидают нас дома? — полушутливо поинтересовался Рейф.

— По крайней мере, про эту неприятность вы знаете. — Френсис выразительно постучал себя пальцем по груди. — Последуйте моему совету, не упрямьтесь. — Оставьте большие приключения для рассказов в гостиной. Поверьте, Бэнкрофт, путь к благополучной жизни лежит только через терпение.

Рейф ответил слабой улыбкой и окинул взглядом своего собеседника — отлично сшитый серый пиджак, небрежно заколотая золотая булавка с изумрудом в галстуке.

— Терпение, говорите… Похоже, вы сегодня при деньгах. Улыбка Френсиса стала еще шире.

— Вы не поверите, Рейф, дело обернулось так, что я у бабушки оказался самым любимым внуком. Она отправилась к праотцам в этом январе, завещав мне, черт возьми, две тысячи фунтов!

— Надеюсь, Хеннинг, вы хотя бы немного поделитесь с нами своей удачей, — бросил через стол Филдс и, не выдержав, повернулся к сэру Уильяму Торнтону — толстяк, очумело мотая головой, давился рвотой над ведром в углу комнаты. — Бога ради, Торнтон, да наклонитесь же пониже!

— А вот это, похоже, неразрешимая задача, Роберт, — насмешливо хмыкнул Рейф.

— Что? Да уймитесь вы со своим юмором, Бэнкрофт! Ставку, Хеннинг, делайте свою проклятую ставку!

Веселое настроение Рейфа испарилось без следа. После возвращения из Африки удача за игровым столом ему явно благоволила; хотя картами он увлекся не ради увеличения доходов, скорее от скуки да еще чтобы пореже встречаться с отцом… Однако сегодня, когда проигрыш сравнялся с месячным довольствием, до него вдруг дошло, у какой опасной черты он сейчас оказался.

Четвертый игрок сделал ставку и ленивым жестом заправил за ухо смоляную прядь обильно намасленных волос.

— Всякий раз, когда я набирался терпения, тут же влипал в какую-нибудь мерзкую историю, — пробурчал он и покосился на Рейфа.

Эти косые взгляды Найджела Харрингтона на протяжении всего вечера чем дальше, тем больше раздражали Рейфа. Когда Роберт представил их друг другу, Харрингтон выдохнул «Бэнкрофт!..» с таким восторгом, будто оказался лицом к лицу с ожившим Колоссом Родосским. Правда, на их высокую рыжеволосую хозяйку имя его тоже произвело должное впечатление. То, что он уродился младшим сыном герцога Хайброу, создавало массу неудобств, однако Рейф не был настолько глуп, чтобы не пользоваться громким именем отца.

— Поставь, пожалуй, на семерку, — шепнул он, положив на протянутую ладонь рыжеволосой красотки монету в десять соверенов.

Лидия, жеманно хихикнув, привстала, сделала ставку, тут же уселась обратно к нему на колени и продолжила игриво покусывать его ухо.

Последний раз Рейф был здесь больше двух лет назад и, если бы не развлечения, которыми его соблазнили Хеннинг и Филдс, уже давно бы сбежал, чтобы присоединиться к действительно серьезной игре. «Гарем Иезавели» давно перестал быть местом встреч обеспеченных людей.

Френсис слегка склонил голову набок.

— Рейфел, я слышал, вы продали свой офицерский чин? Армия для вас слишком банальна?

— Собираешься отправиться в услужение к папе римскому? Или займешься пересчетом голов его паствы? — хохотнул Роберт. — А что! Ведь ты можешь стать священником! Отец Рейфел — звучит?

— Очень смешно, — прищурился Рейфел.

— Не слушай его, милый! — сердито сдвинула брови Лидия, испуганная перспективой безвозвратно потерять такого изящного поклонника.

Она ласково провела пальчиком вдоль длинного узкого шрама, что спускался по его щеке от левой скулы к подбородку. Рейф осторожно отклонился, ласково обхватил пальцами ее запястье и вернул руку молодой женщины на прежнее место, где та до этого рассеянно перебирала пуговицы его жилетки.

— Тебе нечего бояться, дорогая. Совершить такое в отношении себя у меня просто рука не поднимется.

— Но где же выход? — не унимался Роберт. — Его светлость не потерпит, если ты и дальше будешь праздно проводить время и губить свою жизнь в аду азартных игр. Возразить было нечего. Однако при всем при том возвращение Рейфела к гражданской жизни, после семи лет службы в гвардии доставило отцу искреннюю радость. Правда, Рейфел до сих пор не поставил родню в известность о своих планах. Едва заметно покачав головой, молодой человек обратился через стол к худощавому денди:

— Уайтинг, так вы играете или нет?

Тот поставил стопку монет на семерку червей, рядом со ставкой Рейфа.

— Разумеется, играю, Бэнкрофт.

С самого начала Рейф распознал в нем заядлого картежника и пристально следил за тем, как тот вел игру. Питер Уайтинг беспрестанно жульничал. Он так ловко передергивал карты, что этого, похоже, никто больше не замечал.

Но ни изучение шулерских приемчиков Уайтинга, ни елозившая на коленях Рейфела бойкая дамочка с пышными формами не могли развеять его скуки. Боже, какая тоска! Когда, окончив Оксфорд, молодой человек записался в гвардию, все вызывало в нем предвкушение чего-то нового и неожиданного. Ему даже стало интересно жить. Особую прелесть составляло то, что он поступил вопреки воле отца. Однако весьма скоро беспрестанное надраивание щегольской формы и бесконечные парады развеяли по ветру все надежды.