Бертрис Смолл - Дикарка Жасмин

— И я верю, это принесет нам счастье. Большое счастье.

Ман Баи, первая жена Салима, была в истерике. Она всегда слыла нежным существом с утонченной натурой, подверженным депрессиям. Слуги послали за ее любимой теткой Иодх Баи, женой Могола, которая одновременно приходилась ей и свекровью.

— Дочь моя, дочь моя, — заключила в объятия племянницу Иодх Баи, успокаивающе поглаживая ее надушенные темные волосы. — Кто тебя так расстроил?

Сначала Ман Баи не могла ответить. Она лишь трагически всхлипывала, показывая, как разбито ее сердце, и тетка изо всех сил старалась ее успокоить.

— Ты должна заставить правителя прекратить все это, — наконец выкрикнула она.

— Прекратить что? Расскажи мне, дитя мое, — терпеливо попросила Иодх Баи.

— Правитель опять разгневался на моего господина Салима. — Колоссальным усилием племяннице удалось собраться с мыслями. — Он снова грозит лишить его права наследства в пользу нашего сына Хушрау.

Иодх Баи почувствовала раздражение. Ей опротивела игра, которой забавлялись ее муж и сын, но из-за племянницы заставила себя успокоиться.

— Мой господин Акбар постоянно заявляет, что собирается лишить права наследства Салима за ту или иную провинность, но так этого и не сделал и никогда не сделает, — успокоила она расстроенную женщину.

— Но на этот раз, — объяснила Ман Баи, — мой сын Хушрау и брат Мадхо Сингх объединились. Они открыто говорят, что следует избавить Могола-льва от занозы в лапе. О тетя! Я воспитывала сына в повиновении деду и отцу. Это мой ужасный брат сбил его с толку. Мне так стыдно!

— Стыдиться надо не тебе, а моим внуку и племяннику. Не бойся, дитя мое. Восстание против Салима не состоится, и мой господин Акбар никогда не отлучит его от наследия. Я поговорю с моим братом — твоим отцом, раджой Амбера. Уверяю тебя, Ман Баи, он найдет управу на Мадхо Сингха.

Но Ман Баи недолго оставалась спокойной. В тот самый вечер женщины из гарема Салима собрались во дворе, чтобы отметить первое весеннее полнолуние. Все были облачены в красное, а свет давала только полная луна.

Любимая жена Салима Hyp Яхан очутилась рядом с Ман Баи.

— Предатель, которого ты породила на свет, заслуживает смерти, а не награды в виде богатой и цветущей принцессы! — злобно прошипела она сладчайшим тоном.

— Не смей так говорить о моем сыне! — вспыхнула Ман Баи. — Он хороший мальчик и любит отца.

— Урод, а не сын, раз восстает против отца, — яростно парировала Hyp Яхан. — Хушрау не заслуживает того, чтобы оставаться наследником господина Салима.

— Повелитель ищет более достойного наследника среди других сыновей, и мне говорили, что вполне доволен принцем Хуррамом. И правителю он тоже нравится, — рассмеявшись в остекленевшие глаза Ман Баи, Hyp Яхан упорхнула прочь.

Покинув женщин, Ман Баи отправилась на поиски мужа.

— Это правда, — потребовала она, — что ты собираешься сделать своим наследником принца Хуррама?

— Хуррам слишком молод, чтобы выступать против меня, — решил пошутить с ней Салим.

Но Ман Баи страшно побледнела. Так эта проходимка Hyp Яхан была права! Салим в самом деле настроен против их сына. А почему бы и нет? Ведь он и вправду неверен отцу.

— Ах, какой стыд, — только и прошептала Ман Баи безнадежно и, не сказав ни единого слова, исчезла с праздника. Нашли ее утром. Мертвой. Она покончила с собой, приняв смертельную дозу опиума.

Салим был безутешен Он снова предался старой привычке и начал безудержно пить, сдабривая алкоголь опиумом. Его приятелями были самые отвратительные люди. Жадные честолюбивые льстецы, они потворствовали низким чувствам принца, поставляя ему все, что он только мог пожелать: будь то вино или девочки. Нового придворного летописца, который по глупости публично сообщил о поведении Салима, привели к нему и с живого содрали кожу.

Узнав об отвратительном поведении наследника, Акбар решил преподать ему урок раз и навсегда. Если сын рассчитывает на его престол, поведение принца должно в корне измениться. Если же он на это не способен, пора решать вопрос о передаче правонаследования одному из внуков. Второй его оставшийся в живых сын, принц Даниял — симпатичный мягкий человек и алкоголик, — оказался не способным ни на что другое, кроме сочинения приличной поэзии. А принц Мурад недавно умер от излишеств. В отчаянии Акбар покачал головой и решил отменить визит к дочери в Кашмир. 21 августа 1604 года он направился из Агры в Аллахабад, где старший сын содержал собственный двор.

Река между двумя городами была мелкой, и лодка Акбара угодила на мель. Пока он ожидал, чтобы их стянули на глубокую воду, из Агры пришла весть, что заболела Мариам Макани и желает видеть сына.

— Она на самом деле больна? — сурово спросил правитель у злополучного посланника. — Или это очередная хитрость, чтобы вымолить прощение принцу Салиму?

— Не буду отрицать, высочайший, что вдовствующая королева расстроена новым охлаждением между вами и принцем, но она и в самом деле больна, — ответил вестник, и слезы выступили у него на глазах, потому что он по-настоящему любил Мариам Макани. — Моя жена, высочайший, сорок лет прислуживала вдовствующей королеве. И теперь боится, что ее госпожа умирает.

От этих слов Акбар побледнел.

— Это правда? — испуганно прошептал он. Вестник мрачно кивнул. Правитель печально вздохнул и отдал приказ возвращаться в Агру. Там он поспешил на половину матери. Салим подождет.

Мариам Макани совершенно высохла. Она была так слаба, что не могла ходить, и два месяца не покидала постели. Кожа превратилась в тонкий пергамент, некогда черные волосы поредели и поседели. И под ними был ясно виден розоватый череп. Лишь в черных глазах теплилась трепещущая жизнь. Акбар присел рядом, и мать схватила его крючковатой рукой.

— Салим! — прошептала она.

— Сегодня избежал моего гнева, — попробовал пошутить он.

— Он должен прийти… после тебя, — хрипло выдавила женщина.

Акбар покачал головой:

— С каждым днем я все больше сомневаюсь, подходит ли он для этого, мать. Ты знаешь, как я его люблю, но мне начинает казаться, что он вобрал в себя все самое худшее от Моголов и Раджпутов. Возможно, я лишу его наследования в пользу одного из внуков, чтобы сохранить империю.

Мариам Макани яростно затрясла головой:

— Нет! — выкрикнула она. — Бабур. Мой Хумаюн. Акбар, Салим!

Он осознал, насколько важной для нее была последовательная смена Моголов, но Салим был наполовину индус, и в его жилах текло больше крови Раджпутов, чем Моголов. Наступал другой мир, совсем не тот, в котором жили его дед и отец. Эти большую часть жизни провели в сражениях.

Как будто прочитав его мысли, она с остатками былой силы попросила скрипучим голосом: