Джейн Фэйзер - Почти невинна

Магдалена осторожно повернула голову. Взгляд серых глаз был прям и спокоен.

— Да? Я так и предполагала.

— Теперь тебе придется перебраться из женской половины в хозяйские покои. Ты должна жить вместе с мужем.

— А ты?

— Я переселюсь в дом для гостей, а после турнира вернусь в Англию.

— Ты не можешь уехать. Не можешь уехать и оставить меня здесь.

— Идем со мной. — Он подождал, пока она соскользнет с подоконника, и шагнул к двери. — Идем.

Ошеломленная безразличием его напоминающего маску лица, ощущением того, что он собирается совершить нечто бесповоротно страшное, чего она не сумеет предотвратить, потому что не знает, в чем оно заключается, Магдалена последовала за ним вниз, на залитый солнцем двор. Там кипела обычная жизнь. Всюду царило волнение: челядь суетилась, воины возбужденно перекликались, собаки лаяли, от холма позади замка, где строили ристалище, слышался стук молота, из кухонных труб. поднимался густой дым, аромат жареного мяса, смешанный с запахом солода из ближайшей пивоварни и резкой вонью навоза из конюшен, наполнял воздух. Ничем не примечательный майский день, отмеченный лишь приятным предвкушением праздника и ожиданием пятидесяти рыцарей, обещавших прибыть вместе со своими дамами, коих следовало принять и развлечь в манере, подобающей богатству и могуществу де Брессе.

Гай де Жерве устремился в церковь. Магдалена едва поспевала за ним. Внутри было прохладно и сумрачно. Пьянящее благоухание ладана еще не развеялось после полуденной службы. У гробницы святого Франциска, покровителя церкви де Брессе, горели свечи.

Могила находилась в отгороженной колоннами нише, справа от алтаря, и именно сюда направился Гай, ни слова не говоря своей молчаливой спутнице. Там он зажег еще одну свечу и высоко поднял. Дурное предчувствие овладело Маргаритой.

— Что мы делаем здесь? — шепотом спросила она впервые за целую, как ей казалось, вечность. Язык отказывался ей повиноваться, словно она онемела и теперь, после долгого молчания, дар речи вновь к ней вернулся.

— Ты должна поклясться на мощах святого Франциска, что никогда ни словом, ни деянием не дашь своему мужу, Эдмунду де Брессе, повода сомневаться в своей верности и происхождении своего ребенка.

Магдалена покачала головой:

— Ты требуешь, чтобы я отреклась от тебя… от нашей любви… от всего, что было между нами?

— Именно. Именно этого я и требую. Клянись мощами святого, что никогда не дашь мужу ни малейшего повода заподозрить, будто между нами что-то было.

— А если я откажусь?

Она схватилась за горло, осознав бесплодность своего вопроса. Если он отказался от нее, какой же смысл упорствовать?

— Клянись.

Он схватил ее руку и насильно прижал к холодному мраморному изваянию. Огонек свечи, которую он держал, слабо мерцал в этом полутемном, холодном священном месте. На руку Магдалены упала капля расплавленного воска. Крохотное пятнышко ожога горело, резко контрастируя со смертельным холодом под ее распластанной ладонью.

Магдалена с трудом сглотнула.

— Почему ты это делаешь?

— Клянись. А потом исповедаешься и получишь отпущение грехов.

Он говорил тихо, даже мягко, но Магдалена нисколько не сомневалась, что за всем этим кроется железная решимость.

— На могиле святого Франциска я отрекаюсь от нашей любви.

Она задохнулась, судорожно втянула в себя воздух. Рука на надгробии задрожала, а душа плакала кровавыми слезами, отторгая только что сказанные слова.

— Клянись, что никогда не дашь мужу причины усомниться в отцовстве твоего ребенка или заподозрить, что между нами что-то было.

Голова Магдалены понуро опустилась.

— Клянусь, — выдохнула она едва слышно, но Гай мгновенно отпустил ее руку, которую все еще прижимал к надгробию.

— Ты примиришься с Богом, когда сама захочешь этого, — сказал он все так же тихо и мягко. — Как и я.

Они оставили церковь и вышли на неуместно яркое солнце.

Наутро сьер Эдмунд де Брессе подъехал к замку, чтобы предъявить права на свои владения и жену, которая выехала навстречу вместе с лордом де Жерве, отрядом рыцарей и их оруженосцев, дабы приветствовать вернувшегося господина на равнине перед городскими воротами.

Эдмунд еще за две мили услышал трезвон колоколов со всех четырех башен Брессе: звук разнесся по равнине в ясном утреннем воздухе. Он понял, что его увидели и узнали. Сердце воина глухо заколотилось о ребра. Безумное возбуждение гнало вперед. Как там его жена? Как она встретит его? А их ребенок?

Вопросы, которые он задавал себе снова и снова все последние недели, не давали покоя. Ничего, уже через час он получит все ответы.

Магдалена сидела на своей чалой кобылке. Она впервые после родов ехала верхом, но, окаменевшая, пораженная в сочетании душевной болью, не испытывала обычного наслаждения скачкой. Она была одета в платье из серебряной парчи. Унизанная жемчугом серебряная сетка скрывала волосы. Гаю казалось, что серебро и жемчуг в сочетании с молочной белизной ее кожи придавали ей неземной вид. Даже губы, обычно такие теплые, красные и полные, сейчас стали бледно-розовыми, а в глазах не было обычного веселого блеска. Они превратились в большие серые бездонные озера, полные таинственной грусти.

Гай никогда не видел ее более прекрасной и желанной, никогда так остро не ощущал ту бурю страсти, которая бушевала под этой внешне спокойной поверхностью. Контраст между той жаждой жизни, которую не смогла потушить даже бесконечная печаль и тихая мирная скорбь, воспламенял его куда сильнее, чем казалось возможным. Это было неестественно, неправильно, отдавало колдовством. И если присущая ей невинность когда-нибудь исчезнет, эту волшебную силу будет так легко обратить во зло…

Сам он едва держался. Жил одной минутой. Существовал как во сне, занимаясь обычными делами, терпеливо дожидаясь момента, когда сможет избавиться от пытки ее присутствия и снова забыть тоску в бешеном азарте битвы. В звоне стали, в дымном смраде крови, агонизирующих воплях раненых и умирающих он найдет себя, освободится от сознания вины и вновь утвердится в мрачном образе воина.

Эдмунд увидел женщину, ехавшую через равнину рядом с лордом де Жерве, и, хотя не мог разглядеть ее лица, знал, что это его жена. С торжествующим криком он пришпорил коня и помчался вперед галопом, оставив за спиной свой отряд. Конь остановился как вкопанный, не доскакав нескольких шагов до обоих всадников, и ощерил зубы, когда ездок резко натянул поводья.

— Госпожа, — начал Эдмунд, — я счастлив видеть вас в добром здравии.

— Добро пожаловать, господин мой, — ответила Магдалена. — Я благодарю Господа за ваше благополучное возвращение.

— А ребенок?