Джейн Фэйзер - Валентинов день

Девушка рассмеялась.

— Буду готова через двадцать минут. — И выскользнула из комнаты, оставив Марию расправляться с тостами и чаем.

Она сдержала слово и через полчаса появилась внизу, натягивая бледно-лиловые лайковые перчатки.

— Вы отправили письмо, Харрис?

— Да, мэм, Бодли тут же его забрал. Ландо у подъезда.

— Иду! Иду! — пронзительно оповестила Эмму Мария, торопясь по лестнице. — Боже мой! Я была уверена, что спущусь первой! Хотела только выбрать шляпку и перчатки, а ты была совсем не одета! — Она оценивающе оглядела облегающий дорожный костюм Эммы и, не переставая трещать, поспешила к двери. — Темно-синий цвет — прекрасный выбор.

Лакей подал ей руку и помог взобраться в ландо.

Эмма поднялась следом. Она не сопротивлялась обрушивающемуся на нее потоку болтовни. На свои измышления Мария редко требовала определенного ответа, и девушка научилась прикидываться вежливо слушающей, хотя в это время думала о чем-то своем. В данном случае ее мысли были заняты лошадьми.

Австрийский посол жил с супругой на Беркли-сквер в добротном, выходящем фасадами на обе стороны улицы, оштукатуренном особняке. Принцесса Эстергази принимала посетителей в верхней гостиной, которая выходила окнами в парк.

— Мария Уидерспун, — проговорила она с жизнерадостным смешком, — я вас не видела в городе несколько месяцев. Вы приехали на весь сезон? — И, не дожидаясь ответа, повернулась к Эмме. Ее темные брови слегка приподнялись. — Леди Эмма, примите мои соболезнования по поводу смерти брата.

— Благодарю вас, мэм, — кивнула Эмма. Она чувствовала на себе изучающий взгляд хозяйки.

— Вы решили не соблюдать траур до конца?

— Брат бы этого не пожелал.

— Ах, молодежь, молодежь… — посетовала почтенная матрона. — Так мало уважения к обычаям.

— Это, пожалуй, сильно сказано, принцесса, — выступила на защиту девушки Мария. — Эмма несколько месяцев жила в строгом трауре. Но наш дорогой Нед, — она солгала очень твердо, — в своем завещании пожелал, чтобы Эмма обзавелась своим домом, как только лорд и леди Грэнтли переедут в имение.

Принцесса кивнула, но так и не отвела от Эммы испытующего взгляда. И девушка почти увидела, как в ее голове пробегают мысли: «Двести тысяч фунтов! С этим нельзя не считаться. Ей-богу, за такое состояние можно многое простить!»

— Хорошо, — наконец произнесла принцесса. — Полагаю, я должна направить вам приглашения в «Олмэкс»? Сегодня как раз собираюсь заняться рассылкой. Кажется, Маунт-стрит?

— Да, самый восхитительный дом, — поспешила согласиться Мария. — Его нанял для Эммы ее поверенный лорд Аласдэр Чейз.

— Ах да, лорд Аласдэр, — проговорила принцесса. Ее взгляд стал пристальнее, и гости поняли, что она вспоминает давнишний скандал.

— Лорд Аласдэр — старый и верный друг. — Мария доверительно заглянула принцессе в глаза.

Что бы ни подумала по этому поводу матрона, ее мнение осталось при ней, потому что в это время дворецкий объявил о появлении новых гостей — леди Сефтон и ее сына лорда Молино. За ними прибыла леди Драммонд с тремя дочерьми, и вскоре салон наполнился гулом разговоров. Мария оказалась в своей стихии, и неловкость по поводу давнего скандала была совершенно забыта. Возвращение Эммы в общество никто не обсуждал, но девушка расслышала, как леди Драммонд спросила у леди Сефтон:

— Неужели правда? Двести тысяч фунтов?

— Как будто бы так. Но отчего она не замужем? Выглядит миловидно, хотя, на вкус многих, высоковата и чересчур худощава. Но ради такого состояния любой мужчина простит недостатки внешности.

— Может быть, ей трудно угодить? — предположила леди Драммонд. — Так высокомерно держится… А после скандала…

Эмма отошла в сторону. Ее уши горели. Неприятно, когда тебя обсуждают, хотя она понимала, что это неизбежно.

— Господин Поль Дени! — объявил от порога дворецкий, и Эмма посмотрела на вновь вошедшего. Им оказался мужчина среднего роста, с черными, густыми, вьющимися волосами над красивым лбом, очень темными, блестящими глазами и оливковой кожей. Он вычурно поклонился хозяйке, что так соответствовало его необычной внешности, и заговорил с легким, но различимым акцентом:

— Принцесса, я пришел, чтобы засвидетельствовать вам свое уважение. Полагаю, что мой отец писал вашему супругу. — Он поднес руку хозяйки к губам и с изяществом поцеловал.

— О да, припоминаю. Какие-то родственные связи. Двоюродная тетя, не так ли? — Она любезно улыбнулась столь милому молодому человеку.

Поль признал, что именно двоюродная тетя связывала их семейства, и снова поцеловал руку хозяйке дома. Принцесса Эстергази отвела его в сторону и в своей живой манере принялась расспрашивать о детстве и нынешних обстоятельствах.

Эмма приняла с подноса лакея чашечку кофе и незаметно придвинулась к хозяйке и новому гостю. В этом человеке было нечто такое, что приковало ее внимание. Нечто интригующее: темный взгляд, то, как он держался, словно вот-вот собирался совершить отчаянный поступок. Он казался коренастее Аласдэра, и одежда на нем сидела хуже, видимо, покрой был не так хорош. Аласдэр бы сразу определил, у кого сшит сюртук: у Вестона или Шульца, Швейцера, Дэвидсона или менее известного портного. А может быть, дело было в фигуре: не те плечи, не такие длинные, как у Аласдэра, ноги, и поэтому на панталонах легкая морщинка, неидеальная линия бедра…

— Леди Эмма, позвольте вам представить мистера Дени. — Принцесса Эстергази заметила, что девушка стоит рядом. — Он тоже только что прибыл в Лондон. Мистер Дени, позвольте вам представить леди Эмму Боумонт.

— Здравствуйте, мистер Дени. — Эмма нисколько не сожалела, что прервали ее сравнения, и протянула руку. Поль поклонился и поднес ее к губам. Его жест поразил Эмму налетом напыщенности, и она почти сразу отняла руку. — Вы француз?

— Из семьи эмигрантов, мэм. — Молодой человек улыбнулся, демонстрируя очень белые, но слегка неровные зубы. — В девяносто первом, когда мы бежали из Франции, я был еще мальчиком. Нас приютили добрые друзья родителей из Кента.

— Вы помните революцию, сэр? — Думая о кровавых ужасах Террора, Эмма всегда испытывала какую-то мрачную радость.

— В памяти кое-что осталось. Вы интересуетесь революцией? — Улыбка Поля стала шире, глаза остановились на лице Эммы, и она ощутила странное и беспокоящее чувство, будто между ними установилась близкая связь. Он смотрел так, будто был единственным человеком в комнате. На нее давно так не смотрели, разве что неуклюжие сыновья сельского эсквайра одаривали мужским вниманием. Без сомнения, чистый флирт, но Эмма была не против игры.

Она улыбнулась, и ее глаза немного сузились.

— Это какое-то наваждение: события того страшного времени меня ужасно захватывают. И если вы согласитесь удовлетворить мое любопытство, то найдете самого благодарного слушателя.