Диана Фарр - Неприступная красавица

Май 1803 года

Божественная Софрония была на устах всего Лондона.

Ее изумительное сопрано приводило высший свет в восторг, не поддающийся описанию. Однако у Дерека Уиттакера голос певицы не вызывал восхищения. Нельзя было сказать, что этот голос его не трогал. Напротив, он задевал его до такой степени, что хотелось немедленно уйти из зала.

Знаменитая певица медленно подошла к рампе, и все поняли, что сейчас последует ария. Зал притих в ожидании.

Сидевшие рядом с Дереком зрители даже подались вперед и приоткрыли рты, предвкушая удовольствие.

Дерек решил, что с него довольно. Его место, как обычно, было в последнем ряду партера с краю. За его спиной была ложа лорда Стоуксдауна. Никто не заметит, если он незаметно исчезнет. Когда оркестр воодушевленно заиграл вступление, он ловко проскользнул за тяжелую портьеру, закрывавшую выход в фойе, и сбежал.

Все-таки положение скромного секретаря при важной особе имело свои преимущества, размышлял он. Ему были доступны многие прелести жизни аристократии — взять, к примеру, возможность посещать оперу, как сегодня. Но вместе с тем он не был обременен светскими обязанностями.

Он мог позволить себе иметь собственное мнение по любому вопросу, потому что, откровенно говоря, никто им не интересовался. Никто не следил за тем, что он делает, не замечал, когда он приходит в зал, а когда уходит. Ему просто надо вернуться во время антракта на случай, если он понадобится лорду Стоуксдауну или кому-нибудь из его гостей. Никому не было никакого дела до того, слушал ли Дерек Уиттакер, как заливается Софрония, или провел вечер в гардеробной, играя в карты с капельдинерами.

Дерек всегда маячил где-нибудь на обочине каждого светского сборища, невидимый, словно призрак. И такой же, как призрак, нищий. Жалованье, которое платил ему лорд Стоуксдаун, было даже поменьше, чем у дворецкого или камердинера. Но урожденный Уиттакер не мог позволить себе стать слугой. И хотя для Дерека смысл такого порядка вещей был не совсем понятен, он подчинился ему с такой же веселой беззаботностью, с которой вообще относился ко всему общепринятому.

Как говаривала его старая няня, приходится терпеть то, что нельзя исправить. К тому же лорд Стоуксдаун ему нравился. И он всегда был занят делом, старался быть полезным и никогда не чурался балов, обедов, раутов или театров, если долг обязывал его присутствовать на них. Его, Дерека Уиттакера, никто никогда специально не приглашал, но очень часто оказывалось, что лучше быть призраком, чем гостем.

Наслаждаясь одиночеством, он прогуливался по слабо освещенному фойе. Сквозь портьеры, закрывавшие вход в ложи, доносились приглушенные звуки музыки, эхом отдававшиеся в просторных помещениях с высокими потолками. На расстоянии голос Софронии терял свою неприятную пронзительность, а музыка приобретала какое-то новое, завораживающее звучание.

На верхней площадке лестницы стоял молодой капельдинер, который, облокотившись на перила, слушал музыку.

Завидев Дерека, он выпрямился и сделал стойку. — Дерек скрыл улыбку. Это все его вечернее платье. Капельдинер по ошибке принял его за джентльмена из высшего света. Вообще-то он немного кичился своим умением одеваться — а почему бы и нет? Если бы не неожиданное рождение брата Гектора, он и в самом деле был бы сейчас состоятельным человеком.

Он подошел к капельдинеру и заговорщически прошептал:

— Скажите, сколько у меня времени до антракта?

— Довольно много, сэр.

— Никто не будет против, если я немного осмотрюсь?

Дерек кивнул в сторону арки, за которой был виден слабо освещенный коридор, кончавшийся какой-то дверью.

— Нет, сэр, — явно удивился капельдинер, — думаю, никто не будет возражать.

— Ты хороший малый, — одобрительно отозвался Дерек. — Благодарю.

Дружески кивнув молодому человеку, Дерек миновал фойе и пошел по коридору. Вдали приглушенно звучала музыка, но здесь он был совершенно один. У него даже мурашки побежали по спине в предвкушении чего-то необычного.

Было что-то необъяснимо возбуждающее в том, чтобы осматривать места, где ему не положено было быть. Дерек немного стыдился этого своего странного хобби, но оно обладало такой притягательностью, что он не мог ему противиться с самого раннего детства. Одним из преимуществ его существования в качестве призрака было то, что он мог — и он часто это делал — сбрасывать, так сказать, оковы и бродить в одиночестве по незнакомым местам.

Театр оказался, что было очень приятно, настоящим лабиринтом коридоров. Куда бы он ни шел, везде лампы освещали ему путь. Это было, конечно, расточительностью — такой расход керосина, ведь нигде не было ни души.

Узкий коридор, по которому он шел, неожиданно сделал поворот, и Дерек оказался в небольшой пыльной комнате. Он предположил, что скорее всего находится совсем близко от сцены. Напротив комнаты широкая деревянная лестница вела наверх и куда-то наружу. У основания лестницы с потолка на толстой цепи свисала лампа, освещавшая кучу наваленных в беспорядке старых декораций. Дерек стал с интересом их рассматривать. Но когда он вертел в руках грубо раскрашенную тонкую ширму из муслина, то вдруг почувствовал чье-то присутствие и обернулся.

Кто-то спускался по лестнице. Дерек услышал тихий шум шагов и слабое шуршание шелковых юбок. Как же он удивился, когда в поле его зрения появилась девушка! Она спускалась вниз, держась за шаткие перила. Странно, но девушка была совершенно одна. Завидев Дерека, она вздрогнула и остановилась как вкопанная, глядя на него испуганными глазами.

От изумления Дерек замер, открыв рот. Опомнившись, он принял безразличный вид и старался не смотреть на девушку. Все же он успел ее разглядеть. Ей могло быть и шестнадцать, и двадцать, но она, без сомнения, была самой хорошенькой девушкой, какую только он когда-либо видел.

Ее красота была просто ошеломляющей. Почти неземной. Дерек всегда отдавал предпочтение блондинкам, но у этой был совершенно необычный цвет волос. Даже при тусклом верхнем свете ее платинового оттенка волосы сияли и переливались, словно лунный свет на воде.

Трудно было определить, к какому слою общества она принадлежала. Фасон ее простого белого платья казался слишком строгим для молодой леди из высшего общества. Однако материал, из которого оно было сшито, выглядел скандально прозрачным. Тонкий шелк подчеркивал женственность линий. Нелегко было понять, была ли она благородной леди или случайно очутившейся здесь потаскушкой.

Но она была так хороша, что на несколько секунд Дерек был буквально ослеплен. Потом он заметил ужас в ее глазах.