Лори Макбейн - Парус любви

Сабрина снисходительно улыбнулась:

– Вы, Доминики, очень тщеславны, однако ты частично прав. Я думала, как это удивительно, что Ри Клэр уже исполнилось семнадцать. Я наблюдала, как она шла по саду вместе с Фрэнсисом и Робином, и была очень горда нашими детьми.

– Что они там делали? – спросил герцог, выглядывая из окна. Но в саду уже никого не было.

Уловив в его словах потки беспокойства, герцогиня подняла тонко очерченные брови.

– В твоих словах, дорогой, прозвучала какая-то тревога, по это напрасно, – уверенно сказала она, не чувствуя никакого повода для беспокойства. – Ты спрашиваешь, что они там делали? Смеялись. Да и что делать в такой теплый день, как не веселиться! – Герцогиня удобно устроилась на своей любимой, обтянутой розовым шелком софе, стоящей у самого камина, где было особенно тепло. Разожженный с утра огонь погас, а на ковре лежала давным-давно забытая вышивка.

– Смеялись? Это-то меня и тревожит. И Робин, вероятно, хохотал громче всех? – спросил герцог. Его глаза цвета хереса слегка блеснули, что не сулило ничего хорошего их младшему сыну.

– А что в этом такого? – рассмеявшись, спросила она. – И чем именно Робин вызвал твое неудовольствие?

– Он заслуживает, моя любовь, чтобы его хорошенько выпороли.

– За что? – спросила герцогиня, на этот раз не столь уверенно, ибо слишком хорошо знала, на какие озорные проделки способен ее сын.

– За то, что столкнул в озеро Рендейла. Такого купания он никогда не забудет, – сказал герцог, усаживаясь рядом с женой. – Проклятый пони спихнул графа в озеро с лилиями, – продолжил он и остановился, выжидая, когда затихнет ее смех. – Я знаю, что трое твоих детей именно над этим смеялись. Хотя я не думаю, чтобы Робину было так уж весело, потому что я велел позвать его в мой кабинет.

– Не будь слишком строг к нему, Люсьси, – мягко сказала Сабрина. Ее тонкие пальцы ласкали руку мужа, а глаза умоляли пощадить их озорного сына.

– Разве я хоть когда-либо отказывал тебе в чем-нибудь, Рина? – спросил герцог со снисходительной улыбкой, глядя на ее чуть приоткрытые губы.

– Да, много раз, – с тихим смешком подтвердила герцогиня. – Иногда ты бываешь страшным тираном, и я просто прихожу в отчаяние, стараясь тебя смягчить.

– Лгунья, – шепнул герцог с дразнящей улыбкой на губах. – Меня порой охватывает ужас, когда я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы однажды ночью ты не ворвалась в нее, как порыв бури, – проговорил он, гладя ненапудренный черный локон ее шелковистых волос на затылке. Затем приник губами к ее волосам, восхищаясь тем, что она не уступила тогдашней моде и красота ее волос не скрыта толстым слоем белой пудры. – Ты помнишь ту ночь, моя радость?

– Помню ли я? – переспросила герцогиня с такой же плутовской улыбкой, как у юного Робина. – Как я могу это забыть? Ты чуть было не убил меня.

– Я счастлив и вечно благодарен судьбе, что этого не произошло. Но ты мне напомнила, – добавил он, поддразнивая ее взглядом, – сколь долго пришлось тебя преследовать. И вот ты сидишь здесь, высокомерно посмеиваясь над тем, как я владею шпагой. Ты очень несправедлива ко мне, дорогая.

Герцогиня с некоторым вызовом улыбнулась; ямочка на ее щеке так же завораживала герцога, как в тот раз, когда он впервые ее увидел. Она была еще красивее, если такое, конечно, возможно, чем в тот день, когда стала герцогиней. В Сабрине он обрел любовь и счастье, которые искал с молодых лет, но которые ускользали от него до назначенной самой судьбой встречи с чернокудрой, с фиалковыми глазами проказницей. Завладев этой вольной птицей, он поклялся, что никогда больше не отпустит ее, ибо в ней заключалась вся его жизнь. Вот так просто.

Под его пылким взглядом герцогиня слегка покраснела, по не отвернулась и продолжала читать послание любви в его глазах. Интимность этой сцены нарушило появление лакея в ливрее.

– Леди Сара Рентой, ваша светлость, – громогласно провозгласил он и отошел в сторону, пропуская привлекательную молодую женщину, которая при виде удобно расположившейся на диване парочки едва не попятилась назад.

– Входите, дорогая Сара, – сказала герцогиня, жестом приглашая ее и поднимаясь, чтобы приветствовать гостью.

– Мне бы не хотелось мешать вам, ваша светлость, – нервно произнесла Сара, испытывая непреодолимый страх перед герцогиней, хотя и приходилась ей невесткой. – Я... я не знала, что его светлость тоже здесь.

Она была в таком ужасе от присутствия герцога, лицу которого шрам придавал зловещее выражение, что у нес дрожали колени. Он был, несомненно, красивым мужчиной, годы обошлись с ним весьма благосклонно, в нем не было ни одной унции лишнего веса, который мог бы замедлить его движения или натянуть пуговицы на жилете. От его высокой, стройной фигуры, отмеченного шрамом лица исходила сильная чувственность, и их гостья, хотя и счастливая замужняя женщина, вскоре ожидавшая ребенка, невольно подумала: как он выглядел двадцать лет назад, когда ему только еще шел четвертый десяток? Невзирая на то что он явно был счастлив и удовлетворен своей женитьбой, на лице его все еще лежал отпечаток закоренелого цинизма, впрочем, возможно, такое впечатление создавалось шрамом. И все же леди Сара невольно задумалась: каким образом герцогине удавалось управляться с таким мужчиной все эти годы?

Однако при взгляде на герцогиню становилось ясно, что одна лишь красота ее светлости могла бы навсегда зачаровать любого мужчину. Не верилось, что она мать пятерых детей, ибо фигура у нее была как у молоденькой девушки, и в этом она не уступала ни одной из светских львиц, которых Саре доводилось видеть в Лондоне. Время не только не похитило красоту герцогини Кама-рейской, по придало ей еще большее очарование, ибо лицо ее излучало идущее из самой глубины тепло и счастье. А это было недоступно никакой лишенной естественности красавице.

Опомнившись, леди Сара сделала реверанс, но ее тут же нежно, хотя и решительно, подняла рука герцогини.

– Послушайте, Сара, – сказала она со строгим блеском в своих фиалковых глазах, – я не потерплю от вас заискивания. Вы жена моего любимого Ричарда и, стапо быть, моя невестка, близкий человек. Для всех членов моей семьи я просто Сабрина. Это понятно? – спросила она тоном более повелительным, чем обычно.

– Будет разумно, если вы послушаетесь ее, Сара, – лениво заметил герцог. – Я уже давно научился ни в чем ей не перечить.

– Ты не споришь, это верно, но делаешь по-своему. Не думай, что я не замечаю твоих обходных маневров, дорогой, – ответила герцогиня, искоса поглядев на благодушно улыбающегося мужа.

Леди Сара переводила взгляд с мужа на жену и обратно, пораженная их взаимным поддразниванием, и вдруг поняла, что была бы благословенной женщиной, если бы ее брак хоть наполовину так удался, как брак герцога и герцогини.