Джулиана Маклейн - Блестящая партия

– Вы довольны своим визитом в Лондон, миссис Уилсон?

– Да, ваша светлость, благодарю, – ответила Беатрис, явно довольная тем, что герцог обратился к ней. Голос у нее был резкий и даже немного колючий.

Когда Софи снисходительно посмотрела вниз, на мать, а затем без всякого интереса взглянула на него, Джеймс понял, что вся эта затея с представлением была устроена лишь для того, чтобы удовлетворить тщеславное желание Беатрис представить дочь знаменитому герцогу.

– А где находится ваш дом, ваша светлость? – поинтересовалась Софи. – В какой части страны?

– В Йоркшире, – нехотя ответил Джеймс.

– Я слышала, что природа на севере Англии очень красива.

Герцог ничего не ответил, и в результате возникло неловкое молчание.

– Вы не единственный сын у ваших родителей? – продолжала расспрашивать его Софи.

– Нет.

– Есть еще братья или сестры?

– И те и другие.

– Как приятно. А вы с ними близки? Они приезжают вместе с вами в Лондон?

Уитби откашлялся, как будто собираясь что-то сказать, и герцог догадался, что его друг намерен исправить очередную ошибку американки. Впрочем, самому Джеймсу казалось, что для нее это имеет так же мало значения, как и ее предыдущие оплошности.

– Мисс Уилсон, – наконец тихим голосом заговорил Эдвард Уитби, – наверное, кому-нибудь из нас следует объяснить вам, что личные вопросы, которые можно задавать в вашей стране, здесь рассматриваются как вторжение в частную жизнь другого человека. Я говорю об этом как друг, чтобы уберечь вас от неловкости. Очевидно, раньше вам никто не сообщил об этом...

Граф произнес эти слова достаточно мягко. И хотя Беатрис, похоже, пришла в ужас от сложившейся ситуации, на лице ее дочери не возникло никаких признаков смущения.

– О нет, мне говорили об этом, – Софи раскрыла веер и лениво начала обмахиваться им, – но все равно я весьма благодарна вам за заботу.

Уитби слегка поклонился, что должно было означать: «Всегда рад помочь», а Джеймс с большим трудом удержался, чтобы не расхохотаться и не сказать девушке «браво». Она посмеялась над английским этикетом, и ее это абсолютно не испугало. Наверное, именно поэтому Берти был так очарован ею, ее явный нонконформизм развлекал его, и слава Богу: если бы не его поддержка, будущее американской невесты было бы погублено.

Взглянув на Беатрис, Джеймс увидел, что она побледнела, видимо, считая, что все пропало, и тут же пришел ей на помощь:

– Я весьма разочарован: танцевальная карта вашей дочери уже заполнена. Возможно, в следующий раз я приду пораньше, и тогда...

В глазах Беатрис засветилась надежда.

– Ваша светлость, – заторопилась она, – один танец у нее не занят, я уверена.

Почему-то это не удивило Джеймса, и он приятно улыбнулся:

– Тогда, может быть, вы разрешите занять его?

– О да, конечно! – Беатрис неловко схватила карту, висевшую на руке Софи, и тут же записала его имя, щеки ее раскраснелись. Все было как всегда – тот же жаждущий взгляд, и ничего нового; разве что английские матери обычно лучше скрывали свои чувства, чем эта любвеобильная американская мамаша.

Мисс Уилсон вежливо ответила на его улыбку.

– С нетерпением буду ждать, ваша светлость.

Джеймс быстро взглянул на нее и сразу понял, что она говорит неправду; и тут же неизвестно откуда взявшийся джентльмен схватил Софи за руку и повел в центр зала, где они замерли в ожидании кадрили.

Миссис Уилсон извинилась, отошла к группе беседовавших пожилых леди, и Джеймс остался стоять рядом с Уитби, который тут же начал оправдываться:

– Сам не знаю, как это мне пришло в голову вмешиваться и исправлять ее ошибки...

Джеймс рассмеялся:

– Но признайся, она ничуть не растерялась.

– Да, но я не удивлюсь, если теперь она откажется танцевать со мной. Я поступил как настоящий идиот – хотел произвести на нее хорошее впечатление, и вот на тебе... Но если говорить серьезно, то она в самом деле нарушила этикет, не пожелав сделать реверанс. Если эта американка не хочет быть отторгнутой лондонским обществом, ей так или иначе придется ознакомиться с нашими обычаями и манерами.

– Уверяю тебя, Уитби, она прекрасно их знает. Просто эта девушка позволяет себе делать то, что хочет.

Перед тем как уйти, Джеймс похлопал приятеля по руке и спокойно сказал:

– Желаю тебе удачи, друг мой.

Сам он решил отказаться от идеи жениться на американке, независимо от величины приданого, потому что каким-то непонятным образом за время этой короткой несерьезной беседы она опять вызвала в нем такие ощущения, которые в течение многих лет он намеренно подавлял.

В конце вечера Джеймс столкнулся со своей матерью, которая стояла у двери, где дул небольшой ветерок, и обмахивалась веером. Она явно была чем-то недовольна.

– Ты беседовал с этой американкой...

– Да, лорд Уитби представил мне ее.

– Я видела, как она без всякого стеснения направилась к тебе. – Герцогиня отвела взгляд в сторону и небрежно добавила: – Впрочем, ничего удивительного – эти американки всегда сами себя представляют.

Заложив руки за спину, Джеймс продолжал неподвижно стоять рядом с матерью. Никто из них не торопился продолжить разговор, и они молча наблюдали за танцующими.

– Ты знаешь, дочь лорда Визерби сегодня тоже здесь, – наконец произнесла герцогиня, – отчего бы тебе с ней не поговорить? Она очаровательная малышка. Жаль, что леди Визерби умерла так рано. – Вдовствующая герцогиня прекрасно знала, что навязывать сыну девиц совершенно бесполезно: ему это ужасно не нравилось, и настойчивость в этом вопросе могла принести больше вреда, чем пользы, – вот почему она старалась действовать максимально осторожно. – Посмотри, вот и Лили, – проговорила она, – танцуете бароном. Жаль только, что он такого маленького роста.

Джеймс улыбнулся сестре, когда пара приблизилась к ним; в светлом платье с золотой отделкой Лили выглядела очень изящной и, казалось, получала искреннее удовольствие.

Через несколько минут должен был начаться последний танец, и герцог ожидал его с нетерпением. Ищущим взглядом осмотрев зал, он увидел американку в тот же самый момент, когда она заметила его. Он улыбнулся, немного наклонил голову, и она ответила улыбкой. Тогда он сделал шаг, направляясь к ней, и тут же герцогиня, о существовании которой он совершенно забыл, схватила его за рукав.

– Ты ведь не собираешься танцевать с ней, Джеймс? – взволнованно спросила она, и морщины на ее жестком лице стали еще глубже.

Освободившись от ее руки, герцог сердито произнес:

– Ты забываешься, мама!

Побледнев, герцогиня отошла от него в отчаянии оттого, что не смогла его удержать.

Ее недовольство не оказало на сына никакого влияния, поскольку с тех пор, как он стал взрослым, они оба прекрасно знали, что у нее не было никакой возможности руководить им. Битье в школьной комнате осталось далеко позади, зато теперь у Джеймса не было ни малейшего желания сделать ее счастливой или позволить ей гордиться им.