Виктория Александер - Ловушка для джентльмена

Она скрестила на груди руки и усмехнулась:

— Да, мне кажется, я счастлива.

— Почему?

— Но послушайте, Маркус, разве вам не достаточно одного моего признания?

Он отрицательно покачал головой:

— Мне так не кажется.

— Прекрасно. — Она вздохнула с преувеличенно театральным видом. — Я счастлива, потому что у меня есть все, чего я могла бы пожелать. И даже больше. У меня… У меня есть вы.

Он молча смотрел на нее. Наконец сказал:

— Повторите это еще раз.

— Я вас люблю.

— Скажите это… по-другому. Скажите серьезно. Она рассмеялась:

— Я говорю серьезно.

Он сокрушенно покачал головой:

— Ваши слова мне не кажутся искренними. Она снова рассмеялась:

— Маркус, но я говорю совершенно искренне. Почему вы не верите?

Он тяжело вздохнул:

— Не знаю… Мне показалось, что ваша искренность какая-то половинчатая.

— Как вы меня раздражаете! — Она повернулась к нему спиной, широко раскинула руки и прокричала: — Я люблю графа Пеннингтона! Я люблю моего мужа! Я люблю Маркуса Алоизия Гренвилла Гамильтона Холкрофта!

— И он тоже любит вас, — раздался у ее уха низкий голос Маркуса. — Теперь это прозвучало искренне. — Он обнял ее. — Видимо, действительно легче признаваться в своих истинных чувствах — я ведь уже изучал это явление, — когда не смотришь друг на друга.

— Вздор. — Она высвободилась и повернулась к нему лицом. — Я считаю, что вам следует продолжить свои научные исследования.

Он взглянул на нее недоверчиво:

— Вот как?

— Да, я так считаю, — кивнула Гвен.

Она ухватила мужа за отвороты куртки и привлекла к себе. Затем попятилась, увлекая его за собой. Почувствовав за спиной ствол дерева, остановилась.

— Видите ли, милорд, ваша теория вызывает сомнения…

— Вы так считаете?

— Да. — Гвен пристально посмотрела на него, и ее сердце затрепетало; она увидела в его глазах искреннее чувство — в этом не могло быть сомнений. — Я полагаю, что действительно легче признаться в своих чувствах, когда не смотришь друг на друга. Но только в том случае, когда ты не доверяешь другому… — Она прижала ладони к груди мужа, и его мускулы напряглись от этого прикосновения. — Если же человек уверен, если человек…

— Доверяет?

— Я хотела сказать «знает». Но доверие, конечно, тоже необходимо. — Она сделала глубокий вдох. — Если ты понимаешь, что можешь довериться другому, открыть свои чувства…

— Сердце?

Гвен кивнула и обвила руками его за шею. Немного помедлив, вновь заговорила:

— Так вот, в этом случае нет нужды избегать взгляда, потому что ты точно знаешь, что увидишь в глазах другого.

— И что же вы видите в моих глазах? — Он обнял ее и прижал к груди.

— Мою жизнь, — ответила она.

— Ах, Гвен. — Он прикоснулся губами к ее губам. — Я и мечтать не мог…

— О чем? — прошептала она.

— О вас. — Он еще крепче прижал ее к себе, и их губы слились в поцелуе.

«Но всегда ли мы будем чувствовать то же, что чувствуем сейчас?» — промелькнуло у Гвен. Страсть их вспыхивала всякий раз, как только Маркус прикасался к ней, и ей хотелось, чтобы так было всегда, хотелось, чтобы муж был рядом с ней всю жизнь.

Его поцелуй становился все более страстным, и Гвен еще крепче к нему прижалась; она хотела ощутить его возбужденную плоть.

Наконец поцелуй их прервался, и она прошептала:

— Но, Маркус…

— Что, дорогая?

— Маркус, это было бы совершенно непристойно… — Гвен ахнула — он принялся поглаживать ее груди, и она даже сквозь шелк амазонки почувствовала жар его прикосновений. — Да, было бы…

— Было бы — что? — Маркус по-прежнему ласкал ее.

— Если бы мы… Ну, вы понимаете… прямо здесь. — Она запустила пальцы в его волосы.

— Да, понимаю. — Маркус провел ладонью по ее бедру. — Да, это было бы совершенно непристойно, но все-таки…

Его пальцы скользнули меж ее ног, и она тихонько всхлипнула.

— Ведь мы муж и жена, не так ли?

— Да, действительно. — Она и не думала противиться.

— И никто нас здесь не увидит, — проговорил он хриплым шепотом.

— Тогда, может быть… — Она провела ладонью по твердой выпуклости на его бриджах, и он шумно выдохнул и пробормотал:

— Господи, Гвен, это же…

Она потянулась к пряжке его ремня и прошептала:

— Да, ты прав.

Стащив с себя бриджи, он отбросил их в сторону. Потом поднял ее ногу и прижал ее к своему бедру. Она обвила руками его шею и прижалась спиной к стволу дерева. В следующее мгновение он вошел в нее, и удобство этой позы только усилило ее возбуждение.

Он двигался все быстрее, и она отвечала ему с восторгом, более того, с блаженством. Сейчас ей уже не казалось, что их поведение непристойно — нет, ничего непристойного в этом не было, и она нисколько не сомневалась: все происходящее под ветвями дерева в лучах заходящего солнца выглядит совершенно естественным.

Охваченная страстью, она старалась двигаться в одном ритме с ним, и ей казалось, что и сердца их бьются в унисон. Она громко стонала, и ей хотелось кричать, хотелось требовать освобождения… Наконец она вздрогнула, по телу ее пробежали судороги, и из горла вырвался крик. В следующее мгновение вскрикнул и Маркус, а потом они затихли в изнеможении.

Ошеломленные произошедшим, они довольно долго молчали. Первой нарушила молчание Гвен.

— Последнее время я часто думала о том, — она с трудом сглотнула, — что мне ужасно надоело вести себя пристойно.

Он хмыкнул и проговорил:

— Полагаю, вам больше не нужно волноваться на сей счет.

Она рассмеялась, и Маркус тоже засмеялся. По-прежнему прижимаясь друг к другу, они смеялись все громче, и Гвен понимала, что ее смех происходит от восхитительного чувства удовлетворения и радости — такого она прежде даже представить не могла, но теперь ощутила, что это удовлетворение и эта радость переполняют ее.

Тут Маркус отступил на шаг, чтобы она могла привести себя в порядок. Потом снова обнял ее и проговорил:

— Боюсь, что утром вы будете вся в синяках. — Он подмигнул ей. — Полагаю, что это дерево не самое удобное место.

— Неужели? Я этого не заметила. — Гвен улыбнулась и поцеловала мужа в губы. — Что ж, в таком случае в следующий раз ваша очередь прислоняться к дереву.

Он усмехнулся:

— А что, будет следующий раз?

— О, в этом я почти не сомневаюсь. Он рассмеялся:

— Мне кажется, я буду очень рад, что моей жене надоело вести себя пристойно. Лишь бы она занималась своими непристойностями со мной и только со мной.

— Разумеется, милорд. — Она снова улыбнулась. — По крайней мере, в течение следующих семи с половиной лет.

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, Гвен, навсегда.

— Насколько я помню, условие насчет семи с половиной лет — ваша идея.

— Это было раньше.

— Раньше?