Джулия Куин - Все в его поцелуе

– Я умею читать по-итальянски, – вмешалась Гиацинта.

– Вы шутите, – опередил графиню Гарет.

– Вы не все обо мне знаете, – Гиацинта леди Данбери.

– Да, конечно, но итальянский?

– В детстве у меня была гувернантка-итальянка. Ей нравилось учить меня своему языку. Говорю я, конечно, плохо, но если прочитаю одну-две страницы, то пойму, о чем идет речь.

– Но здесь больше чем одна-две страницы.

– Разумеется, но я буду читать больше чем две страницы за один раз. И потом... он вряд ли написан в стиле старых римлян.

– В таком случае это была бы латынь, – ехидно заметил Гарет.

Гиацинта стиснула зубы.

– Ради Бога, мальчик, дай ей книжку.

Гарет не заметил, что дневник был в руках у бабушки, что, по мнению Гиацинты, свидетельствовало о том, что он крайне взволнован. Он встал, взял у леди Данбери дневник и повернулся к Гиацинте. С минуту он колебался, и Гиацинта, возможно, этого и не заметила бы, если бы не смотрела ему прямо в лицо.

Он протянул ей книжку и пробормотал:

– Прошу, мисс Бриджертон.

Гиацинта приняла книгу со странным чувством, будто он вручил ей свою судьбу. Девушка даже слегка поежилась под его изучающим взглядом.

– Вам холодно, мисс Бриджертон?

Она покачала головой и стала рассматривать книжку, чтобы избежать его взгляда.

– Страницы очень хрупкие, – сказала она, осторожно переворачивая одну.

– О чем это говорит?

Гиацинта снова стиснула зубы. Она чувствовала дыхание Гарета Сент-Клера на своей шее, и это вовсе не доставляло ей удовольствия.

– Что ты над ней навис! – рявкнула леди Данбери. Он немного отодвинулся, но недостаточно, чтобы Гиацинта почувствовала себя непринужденно.

– Ну что? – требовательно спросил он.

– Она пишет о своей предстоящей свадьбе. Я думаю, она должна выйти замуж за вашего дедушку через... три недели. Полагаю, церемония состоялась в Италии.

Гарет кивнул и потребовал:

– Продолжайте.

– И... – Гиацинта наморщила нос, как она всегда делала, когда задумывалась. Этот жест был не слишком привлекательным, но не могла же она сейчас не думать!

– Что она написала? – нетерпеливо спросила леди Данбери.

– ...О, правильно! Она не очень счастлива, что выходит замуж.

– А кто бы был счастлив? – вставила леди Данбери. – Этот человек больше напоминал медведя, да простят меня те в этой комнате, кто с ним одной крови.

Гарет проигнорировал реплику бабушки.

– Что еще?

– Я же сказала вам, что не очень хорошо знаю итальянский, – вспылила Гиацинта. – Мне нужно время, чтобы разобраться.

– Возьмите его домой. Вы все равно увидите Гарета завтра вечером, – сказала графиня.

– Вот как? – спросила она в тот же момент, как Сент-Клер сказал:

– Как это?

– Ты должен сопровождать меня на вечер поэзии к Плейнсуортам. Или ты забыл?

Гиацинта с удовольствием наблюдала за тем, как рот Гарета Сент-Клера сначала открылся, а потом закрылся в явном страдании. Она даже решила, что он немного напоминает задыхающуюся рыбу.

– Я право же... То есть я хочу сказать, я не могу...

– Можешь и пойдешь. Ты обещал.

Он смотрел на бабушку с недоумением.

– Что-то я...

– Если не обещал, то должен был, и если ты меня любишь...

Гиацинта кашлянула, чтобы скрыть смех, а потом напустила на себя серьезность, когда он бросил на нее злобный взгляд.

– В моей эпитафии, – сказал Гарет, – будет написано: «Он любил свою бабушку даже тогда, когда никто ее не любил».

– И что в этом плохого?

– Я приду, – покорно вздохнул он.

– Захватите вату, чтобы заткнуть уши, – посоветовала Гиацинта.

– Неужели это будет хуже вчерашнего музыкального вечера? – Его ужас был неподдельным.

– Леди Плейнсуорт до замужества была Смайт-Смит.

Леди Данбери подавила смешок.

– Мне лучше поехать домой. – Гиацинта встала. – Я постараюсь перевести первую запись до завтрашнего вечера, мистер Сент-Клер.

– Буду вам очень признателен, мисс Бриджертон.

Гиацинта кивнула и пошла к дверям, стараясь не замечать странного ощущения у себя в груди. Господи, это же только книга! А он всего-навсего мужчина.

Ее раздражало странное желание произвести на него впечатление. Она хотела сделать нечто, что свидетельствовало бы о ее уме и интеллигентности, нечто, что заставило бы его смотреть на нее по-другому, а не с нескрываемым сарказмом.

– Разрешите проводить вас до двери.

От удивления Гиацинта остановилась. Она не ожидала, что он окажется так близко.

– Я... а...

Все дело было в его глазах. Они были такими голубыми и пронзительно чистыми, что ей показалось, будто она может читать его мысли. Однако наделе выходило, что это она ничего не могла от него скрыть.

– Да? – Он взял ее за локоть.

– Нет, ничего.

– Подумать только, – говорил он, провожая ее в холл. – Я никогда не видел, чтобы вы не находили слов. Разве что вчера вечером, – добавил он, слегка склонив голову. – Я имею в виду музыкальный вечер. Он был замечательный, не правда ли?

– Мы едва знакомы, мистер Сент-Клер. Откуда вам знать, как часто я лишалась дара речи.

– Ваша репутация известна.

– Так же, как и ваша.

– Вы меня сразили, мисс Бриджертон.

Увидев у дверей свою горничную, Гиацинта высвободила руку.

– До завтра, мистер Сент-Клер.

Она могла поклясться, что, когда за ней закрывалась дверь, он ответил:

– Arrivederci [2].

Гиацинта приезжает домой.

Ее мать ждет ее , и это не сулит ничего хорошего.

– Шарлотта Стоукхерст, – заявила Вайолет Бриджертон, едва Гиацинта появилась на пороге входной двери, – выходит замуж.

– Сегодня? – поинтересовалась Гиацинта, снимая перчатки.

Вайолет посмотрела на нее с нескрываемым неудовольствием.

– Она обручилась. Ее мать сказала мне об этом сегодня утром.

Гиацинта огляделась.

– Вы ждали меня здесь, в холле?

– За графа Рентона, – добавила Вайолет. – За Рентона.

– У нас еще остался чай? Я всю дорогу шла пешком, и мне очень хочется пить.

– За Рентона! – воскликнула Вайолет, в отчаянии воздевая руки. – Ты меня слышала?

– За Рентона, – покорно повторила Гиацинта. – У него толстые лодыжки.

– Он... Почему ты смотрела на его лодыжки?

– Больше смотреть было не на что. – Гиацинта отдала ридикюль с итальянским дневником служанке.

– Отнеси, пожалуйста, это в мою комнату. Подождав, пока служанка уйдет, Вайолет сказала:

– В гостиной есть для тебя чай, и я не вижу ничего необычного в лодыжках Рентона.

– Значит, тебе нравятся толстые лодыжки, мама, – пожала плечами Гиацинта.

– Гиацинта!

Тяжело вздохнув, девушка поплелась вслед за матерью в гостиную.

– Мама, у тебя шестеро детей женаты и замужем. И все они довольны своим выбором. Почему тебе непременно хочется навязать мне неподходящего жениха?