Бертрис Смолл - Плутовки

В Уайтхолле было трое ворот. Уайтхоллские препятствовали простолюдинам проникать в королевские владения. Королевские и Холбейнские позволяли придворным пройти в парк и находились в противоположных концах дворца. Королевские выходили из парка прямо на улицу. Холбейнские находились прямо рядом с королевским залом приемов. Покойный отец короля намеревался еще раз перестроить Уайтхолл, чтобы придать ему единый стиль, но у его сына не было на это средств. Все же интерьер отличался роскошью, и именно это запоминали люди, описывая Уайтхолл. Все внешнее уродство меркло, когда рассказчик вспоминал изумительные гобелены, резьбу по дереву и камню, лепные украшения, изящную мебель и поразительные картины лучших художников нынешнего и прошлых поколений.

Карета герцога Ланди остановилась в Большом дворе, и ливрейные лакеи тотчас принялись разгружать багаж и открывать дверцу экипажа. Хорошо вышколенные, они сразу узнали королевского родственника и стали низко кланяться. Мажордом велел им нести вещи в покои герцога и приветствовал вновь прибывшего.

– Доложить о вас его величеству? – осведомился он.

– Разумеется, – кивнул Чарли и, взяв жену под руку, направился в свои покои. У двери уже ждал молодой паж.

– Его величество, – начал он с низким поклоном, – желает вашего немедленного присутствия, милорд герцог.

Чарлз слегка поморщился от пронзительного голоска, но все же улыбнулся ребенку, которому на вид было не более семи лет.

– Когда именно?

– Немедленно, милорд.

Герцог вздохнул и, вручив плащ камердинеру, поцеловал жену.

– Не жди меня, – обреченно пробормотал он.

– Не буду, – ответила та с легкой улыбкой.

Чарлз последовал за пажом через прихотливо вьющиеся коридоры к королевским апартаментам. Мальчик ввел его в личный кабинет Карла Стюарта, где уже сидел хозяин. При виде кузена от расплылся в улыбке и знаком велел пажу удалиться.

Дождавшись ухода мальчика, он воскликнул:

– Добро пожаловать, Чарли!

– Почему в приемной так мало людей? – удивился герцог, но тут же понимающе кивнул: – А, так у вас снова болит голова, милорд, верно?

– Слишком много людей, кузен, не понимают, до чего же тяжелый труд быть королем. От меня ожидают, что я в любую минуту буду к услугам подданных. Иногда я очень устаю от этого.

Герцог кивнул, налил себе и родственнику изысканного красного вина из графина на буфете и вручил королю кубок.

– Садись, – приказал король, и оба Стюарта устроились перед камином на стульях с высокими спинками, обитых бархатом. – Приходится иногда притворяться, чтобы получить хоть минуту покоя.

– Знаю, и мне следовало бы сразу все сообразить, как только увидел пустую приемную. Придворные терпеть не могут, когда вы их прогоняете. Вы – солнце и луна, вокруг которых вращаются так много созвездий и звезд двора. Они не любят, когда вы для них недоступны.

– Поужинай со мной вдвоем и расскажи все новости, – попросил король, потянувшись к сонетке.

– Я привез ко двору матушку и трех ее внучек. Решили поохотиться на мужей! – объявил Чарлз, широко улыбаясь.

– Блистательная Жасмин здесь? Чудесно! – воскликнул король. – Самая невероятная старушка из всех, которых я встречал в своей жизни. А девушки? Твоя дочь, племянница, которая жила с тобой последние несколько лет... их я знаю. А третья?

– Младшая дочь моей сестры Фортейн, из колоний, – ответил Чарлз и замолчал, выжидая, что скажет король, но в это время дверь открылась и на пороге появился паж.

– Что прикажете, ваше величество?

– Ужин на двоих, Джорджи. И не беспокоить меня никому, кроме лакеев, которые принесут еду. Никого не впускай!

– Да, ваше величество, – ответил мальчик и снова закрыл дверь.

– Та девушка, что убила мужа? – поинтересовался король.

– Ваше величество, я не знаю правды, – признался герцог.

– Зато твоя мать знает, – хмыкнул Карл. – Уж она не позволит человеку с дурной репутацией переступить порог своего дома, будь он хоть трижды родственником! Она ничего тебе не сказала?

Чарли покачал головой.

– А ведь я спрашивал, – признался он, – но матушка твердит, что только сама Фэнси имеет право поведать о случившейся трагедии.

– Фэнси? – заинтересованно переспросил король.

– Ее христианское имя – Френсис, но в детстве она коверкала его, и получилось Фэнси. С тех пор ее так и прозвали.

– Какая она?

– Похожа и на Синару, и на Дайану, а те пошли в бабку моей матушки. Правда, есть и небольшие различия. Синара унаследовала от матери голубые глаза. У Дайаны – фамильные зеленые глаза Лесли, а у Фэнси – ярко-бирюзовые, как у матушки.

Король тихо ахнул.

– Есть и кое-что другое. У моей дочери и Дайаны – соблазнительные родинки, как у леди Жасмин. Мама называет их пятнышком Моголов. Родинка Дайаны, в точности как у ее бабушки, примостилась между левой ноздрей и верхней губкой. У Синары она на том же месте, только справа. У Фэнси же вообще ничего нет. И хорошо: иначе их было бы трудно различить.

– Восхитительное прибавление к нашему двору, – кивнул король. – Помню, когда ты в прошлом году представлял мне девушек, их появление вызвало настоящий ажиотаж. По-моему, им даже дали прозвища.

– Да. Дайана стала Сиреной, мою же дочь отныне зовут Син, хотя не уверен, что мне нравятся подобные наименования, – улыбнулся герцог. – И собираюсь достаточно ясно дать понять всем, кто желает уделить внимание моей дочери и племянницам, что не допущу никаких вольностей, а если вы, кузен, присоедините свой веский голос к моему, думаю, мы сумеем избавиться от распутников и охотников за приданым.

Король согласно кивнул.

– Сколько им сейчас, Чарли?

– Синаре и Дайане – пятнадцать, Фэнси – шестнадцать, а в самом начале весны уже исполнится семнадцать.

– Какой чудесный возраст! – обрадовался король. – Женщины, которым перевалило за двадцать, становятся ужасно утомительными, хотя лично я могу вынести даже двадцатипятилетнюю.

– А как поживает миледи Каслмейн? – поддел Чарли царственного кузена.

– Темпераментна и требовательна, как всегда, – мрачно буркнул король. – Однако ее величайший недостаток заключается в том, что с годами она стала интересоваться политикой. Пытается давать мне советы в государственных делах и частенько протестует против моих решений. Мне это не нравится, Чарли. Былая страсть к Каслмейп угасла. Я сделал ее герцогиней Кливленд и наделил наших общих отпрысков титулами и состояниями. И все же она старается вести себя так, словно этих пяти лет не было. Я бы покончил с ней, но ведь она так просто не уйдет! Теперь я стыжусь, что буквально навязал ее Екатерине, когда мы только что поженились.

Чарли ничего не ответил па признание кузена, ибо в свое время откровенно заявил, что некрасиво и неумно унижать таким образом милую и очаровательную португальскую принцессу.