Карен Рэнни - Его единственная любовь

Она уже не понимала, где правда, а где вымысел. Но Мясник из Инвернесса уже не внушал страха, он перестал быть чудовищем. Полковник оказался бунтовщиком, добровольно защищавшим скоттов. Йен превратился в Алека, и оба они слились в человеке, которого она любила.

– Каковы бы ни были мои грехи или ошибки, знай: я никогда не хотел причинить тебе зло, Лейтис.

– Единственное, что заставляло меня страдать, – сказала она честно, – это то, что ты англичанин.

Он посмотрел на нее с мягкой укоризной.

– Этого я не могу изменить, Лейтис, даже ради тебя. Тебе не кажется, что мне было бы легче полюбить женщину, которая не видела бы во мне врага? Женщину, не столь упрямую и бессердечную? – добавил он.

– Которая умела бы вовремя прикусить язычок? – спросила она, отстраняясь от него, и посмотрела на озеро.

Алек подошел и встал у нее за спиной.

– Которая не стала бы тебя отчитывать и учить уму-разуму?

– Или не плакала бы, когда ей не хватает слов, – сказал он с нежностью.

– Или когда она занималась с тобой любовью в пещере, – продолжила Лейтис тихо.

Достойная и добродетельная особа постыдилась бы произнести вслух эти правдивые слова. Какой бы она ни была распущенной, она не могла не покраснеть от стыда при воспоминании о том, как позволила себе забыться.

Он осторожно повернул ее к себе и прижал к груди.

– Видишь ли, – сказал он серьезно, – у меня нет выбора. Ты всегда была в моем сердце, с самого детства, и я не могу выбросить тебя оттуда.

Она отступила на шаг.

– Я готова признать, что ты не Мясник, каким я считала тебя до сих пор, но не могу примириться с тем, что ты поднял оружие против моей страны. Неужели это легко простить?

– Но ведь твои соотечественники делали то же самое, Лейтис, – сказал Алек. – Есть вещи, от которых нельзя просто отмахнуться, стереть то, что уже вписано в историю, или переписать заново, как бы мы этого ни хотели. Долгие годы я ненавидел скоттов за то, что они убили мою мать.

– За это в ответе войска генерала Уэйда, – ответила она смущенно.

– В то время я этого не знал, – ответил он. – Я не знал правды, пока ты не сказала мне об этом.

– Но ведь твоя ненависть не помешала тебе спасать скоттов в Инвернессе, – сказала она задумчиво.

– Их держали в холоде и голоде. В них я видел не скоттов, а людей, которые нуждаются в помощи. Я был бы настоящим чудовищем, если бы не захотел хоть как-то улучшить их ужасное положение. Кроме того, Лейтис, иногда случается, что ты вдруг перестаешь ненавидеть.

Его глаза смотрели на нее прямо и честно. Он пришел к ней с открытой душой, ничего не скрывая. Он открыл ей, кем был на самом деле: не чудовищем, не бунтовщиком, а человеком, сотканным из противоречий и слабостей, но все же сумевшим заслужить ее любовь и уважение.

Лейтис судорожно вздохнула, и он почувствовал, что она вот-вот разрыдается. Казалось, в груди у нее образовалась пустота, в которой гулко и быстро билось растревоженное сердце.

– Я пыталась тебя не любить, – призналась она. – Говорила себе, что для меня так было бы спокойнее и безопаснее. Какое-то время я даже верила, что это возможно, но потом мне показалось, что я тешу себя иллюзиями, что это самообман.

Медленно, давая ей время и возможность отстраниться, он робко и нерешительно поцеловал ее, как когда-то в детстве. Она погладила его по щеке, и отросшая за день щетина легко уколола ее ладонь.

Она взглянула на крестообразный шрам на своей ладони. Мужская с точно такой же отметиной рука легла поверх ее ладони. Это соприкосновение словно означало единение их мыслей. И сердец, подумала Лейтис. Она покачала головой, смущенная, нерешительная, побежденная. В это мгновение она осознала, что любовь существует наперекор всему. Она может расцвести в неожиданном месте, как колокольчики, которые она так любила. Любовь, сильная и дерзкая, как нежные цветы, пробивавшиеся из расселин в скалах на скудной земле.

– Я бедная шотландская девушка, – признала она, – и так безропотно и быстро сдаюсь на милость англичанина. Но я, – она сделала паузу, – люблю тебя, полковник ты или Ворон, Йен или Алек.

– Возможно, тебя утешит мысль о том, что ты повергла меня во прах, заставила опуститься на колени у твоих ног.

Она отстранилась и с улыбкой посмотрела на него.

– Прежде я думал, что если я буду смотреть в твои глаза долго-долго, – признался он, – то смогу увидеть твою душу.

– И это тебе удалось? – спросила она, околдованная его признанием.

– Я вижу твое сердце, – сказал он нежно. – И твою отвагу. Она тебе потребуется впредь, потому что может произойти всякое.

Ее охватил ужас, сильный и всепоглощающий, и ее замутило.

– А теперь тебе надо скрыться, Лейтис, – тихо сказал он.

– А что будешь делать ты? – спросила она, стараясь подавить страх.

– Собираюсь вернуться в форт Уильям, – сказал он.

Она не тешила себя надеждой на то, что генерал окажется участливым, мягким, понимающим. Англичане накажут Алека за его поведение. Он более чем ослушался приказов герцога Камберленда. Он позволил себе быть добрым.

– Тебя могут повесить, – сказала она.

Он потянулся к ней и провел рукой по ее лицу от мочки уха до подбородка. Казалось, он старался навсегда запечатлеть в памяти эту минуту и все, что их окружало.

– Откровенно говоря, я в это не верю, – ответил он. – У меня другие планы на дальнейшую жизнь.

– Не заставляй меня тебя покинуть, – попросила она, сдерживая слезы. – Пожалуйста!

Он медленно покачал головой.

– Разве ты не понимаешь, что они не причинят мне вреда, если не доберутся до тебя? Я не вынес бы, случись что-нибудь с тобой. Я приду, когда смогу. Обещаю!

– Мне уже доводилось слышать такие обещания и прежде, – сказала она. – «Я вернусь, Лейтис. Со мной ничего не случится, тебе не о чем беспокоиться. Это будет всего лишь приключением, Лейтис, и ты просто изойдешь слюной от зависти, когда я расскажу тебе об этом». Я уже слышала эти обещания, – сказала она с яростью. – Я слышала это от отца, от Фергуса, Джеймса и Маркуса.

– Клянусь всем святым для Макреев, что вернусь, как только смогу, Лейтис.

Он наклонился и нежно поцеловал ее, и ее глаза закрылись, а веки затрепетали – в эту минуту она разрывалась от печали и восторга.

«Господи, сохрани его!» Она так давно не молилась, что и молиться было как-то неловко. За время, истекшее после сражения при Куллодене, Лейтис была не в ладу с Всевышним. Она испытывала только гнев. Но эта молитва была иной, она не просила за себя, для себя. «Сохрани его, Господи, не потому что я люблю его, а потому что он заслуживает остаться в живых».

Алек снова ее поцеловал, и, пока длился этот поцелуй, она забыла об англичанах и о скоттах, о своей раздвоенности и даже об опасности.