Джилл Барнет - Райский остров

Мистер Корнелиус заговорил с ней, как с маленьким ребенком, которого гладят по голове и уговаривают, чтобы он не капризничал.

– Дело в том, что мистер Уайатт обвиняется в убийстве, и, кроме того, он совершил побег...

– Он не собирается скрываться от правосудия.

Помощник прокурора снисходительно улыбнулся:

– У меня нет сомнений, что вы говорите искренне, миссис Уайатт. Но вы его жена, и неудивительно, что французское правительство не склонно верить вашим словам.

– Я не только жена, я еще и адвокат, а вы, мистер Корнелиус, можете передать Департаменту юстиции, а также французскому правительству, чтобы они убирались ко всем чертям.

– Маргарет!

– Я обещала Хэнку, папа. Это какой-то бюрократический казус. Просто нонсенс!

Все это время Хэнк стоял, не проронив ни слова. Ее отец подошел к нему, положил руку на плечо и что-то сказал. Хэнк странно мигнул в ответ, ничем больше не показав, что расслышал хотя бы одно слово.

Один из сопровождавших Корнелиуса мужчин достал из кармана наручники, подошел к Хэнку и деловито сказал:

– Мистер Уайатт, руки за спину.

Она видела, как Хэнк тяжело вздохнул и протянул руки. Он смотрел в сторону.

Маргарет схватила отца за рукав:

– Папа, я ему обещала, пожалуйста. Сделай что-нибудь.

Он отвел дочь в сторону и заговорил мягко, но убедительно:

– Постараюсь сделать все, что в моих силах, но перестань так себя вести. Ради Хэнка. Ты только все осложняешь. Ему же тяжелее оставлять тебя. У него нет выбора, да и у нас тоже. Он должен идти с ними.

– Хэнк!.. – Она произнесла его имя так жалобно, что он вздрогнул.

– Маргарет, – прошептал отец ей на ухо, – если ты его любишь, прекрати немедленно. Его гордость и так уязвлена.

Маргарет почувствовала предательскую дрожь в коленях и прислонилась к дверному косяку. Когда Хэнка уводили из кабинета, ей только удалось еле слышно проговорить:

– Я люблю тебя.

Он остановился на мгновение, серьезно кивнул ей и пошел дальше, в холл.

– Это мой папа, – прозвенел вдруг откуда-то сверху детский голос.

Взгляды взрослых обратились к лестнице, на верхней площадке которой стояли Лидия и Теодор и непонимающе смотрели на них.

Маргарет с болью заметила, что Хэнк даже споткнулся, увидев детей.

Теодор тем временем сбежал вниз и стал хватать за рукава уходящих мужчин.

– Что вы делаете с моим папой? Куда вы? Почему он в наручниках?

Маргарет подошла к детям и обняла их. Лидия стояла вроде бы спокойно, но Маргарет почувствовала, что плечи ее вздрагивают.

– Смитти, они его в тюрьму уводят? – спрашивал Теодор. – Скажи!

– Это совсем ненадолго, – постаралась ответить она спокойно, отчаянно надеясь в душе, что говорит правду.

Неожиданно для всех Лидия рванулась к Хэнку, обняла, ткнулась в него щекой и крепко-крепко зажмурилась. Хэнк остановился, он не мог даже приласкать ее, мужчины беспомощно смотрели на девочку. Никто не знал, что предпринять.

Тут отец Маргарет нежно привлек Лидию к себе:

– Пойдем со мной, дорогая.

– Лиди! – Голос Хэнка звучал как обычно, но было понятно, чего это ему стоило. – Пригляди за этой проклятой козой, пока меня не будет, договорились?

Девочка кивнула, слезы бежали по ее лицу.

Процессия двинулась дальше, они вышли на улицу. Там стоял черный экипаж с открытыми дверцами. Рядом гарцевали на конях два полицейских.

Маргарет с детьми наблюдали в окно, как они сели и экипаж тронулся. Она привлекла детей к себе и сказала:

– Ваш папа скоро будет дома. Я вам обещаю. Он вернется.

Хэнка привезли в мрачное сырое здание. На полу лежал серый линолеум, изгвазданные облупившиеся стены дополняли «благоприятное» впечатление. Чем глубже они заходили в недра тюрьмы, тем более спертым становился воздух, как будто там никто не открывал ни окон, ни дверей лет сто или двести.

Сначала они шли мимо каких-то контор, откуда долетали пулеметные очереди пишущих машинок и шелест бумаги. Вот миновали стеклянную дверь, за которой сидел мужчина, настолько сильно пахнущий луком и бальзамом для волос, что было неясно, как же он сам выживает в такой удушливой атмосфере.

Очередной длиннющий переход, в котором гулко раздавались стук каблуков охранников да звяканье наручников. Вот опять забрякали связкой ключей, заскрежетала следующая дверь, и Хэнк оказался в начале коридора, куда с обеих сторон выходили двери камер. Все, как в худшем из его кошмаров. Он слишком задержался на месте, и охранник подтолкнул его в спину. Хэнк еле-еле переставлял ноги, ему казалось, что стены сдвигаются за ним, не оставляя ни малейшего просвета. Ему стало трудно дышать, идти, поднимать ноги. Еще труднее оказалось не завопить изо всех сил, не наброситься с кулаками на стражу и не пытаться бежать из этого каменного мешка. Каждая клеточка его тела кричала: «Беги, беги, сделай по-своему. Молокосос! Болван! Беги!»

Они остановились перед пустой камерой, он услышал знакомое звяканье ключей в замке и вскоре очутился внутри. Хэнк огляделся. Кирпичные стены, в самом темном месте – оловянный кувшин и кружка. На топчане – полосатый матрас и тощая подушка. Аккуратно сложенное шерстяное одеяло. Дверь камеры бухнула за его спиной, но он даже не пошевелился. Послышались шаги охранника, вот закрылась дверь блока. Воцарилась мертвая тишина.

Хэнк не отдавал себе отчета, сколько времени он так простоял. Единственным источником света была очень слабая лампочка. Хэнк обошел всю камеру. Стены сложены из твердого кирпича. Он ударил кулаком по стене изо всех сил. Один раз, второй, третий, пока не содрал кожу и рука не начала кровоточить. Ему явно не хватало здесь воздуха. Он посмотрел на ободранные суставы, потом на стену. На серых камнях – кроваво-коричневые следы.

Он прислонился локтем к стене, потом лбом уткнулся в руку.

Рука задрожала, но никто этого не видел.

Плечи тоже задрожали.

Но никто не видел, как он там стоит.

Никто не видел его лица.

Никто не знал, что он плачет.

Дверь комнаты свиданий закрылась за Теодором и Лидией и их дедушкой. Они оживленно болтали, как могут это делать только дети.

– Смитти.

Маргарет взглянула на Хэнка, сидящего на другой стороне, за перегородкой, и на охранника за его спиной.

– Никогда не приводи их сюда.

– Хэнк, пожалуйста.

– Черт возьми! Я тебя прошу. Детям здесь не место.

– Тебе здесь тоже не место. – Она посмотрела ему в глаза. – Мне так жаль, я не хотела, чтобы ты снова прошел через это. – Она остановилась, слова казались ей ненужными, пустыми.

Хэнк коснулся ее руки, сна переплела свои пальцы с его пальцами, ей хотелось держать его за руку.

А может быть, ему это было нужно даже больше, чем ей. Они посидели так немного, потом он поднял ее руку к губам, закрыл глаза и поцеловал.