Анна Грейси - Беспечный повеса

Герцог поднялся и потрепал Гидеона по щеке.

– Сладкие грезы, кузен?!

– Черт бы тебя побрал, Эдуард, – рассеянно ответил Гидеон.

Герцог, мягко усмехнувшись, вышел. Погруженный в мысли Гидеон смотрел на свои сапоги.

Карета отъехала от особняка герцога.

– А теперь, милая, я жду объяснений столь экстраординарного...

Пруденс молча указала глазами на Лили, застывшую рядом с ней с каменным лицом.

Но дядя Освальд был натурой решительной. Люди его поколения слуг в расчет не принимали.

– Ну?

– Я все объясню дома, дорогой дядя Освальд, – пробормотала Пруденс. – Я все еще не очень хорошо себя чувствую. – Ее голос сорвался, и она поднесла к носу флакон с нюхательной солью, напоминая о своем недавнем недомогании.

Освальд Мерридью хмыкнул и умолк.

Получив временную передышку, Пруденс прикрыла глаза. Нужно найти выход из этой запутанной ситуации, причем быстро. Ее маленькая хитрость обернулась большими неприятностями.

Кроме того, ее недомогание было не совсем притворным. Сейчас она едва ли могла рассуждать здраво. Ее тело сотрясала дрожь. От негодования, твердила себе Пруденс. Конечно, она расстроена. А какая женщина не огорчилась бы, если бы с ней так неучтиво обошелся... прекрасный незнакомец... идеальный повеса.

Хотя «идеальный» – неподходящее слово. В нем нет ничего идеального!

У нее все еще дрожали ноги. Тряслись руки. Даже внутренности, казалось, содрогались.

Неудивительно, твердо сказала она себе. Ей пришлось воспользоваться сумкой, чтобы защитить свою честь. Любую леди из приличной семьи подобные переживания выбили бы из колеи.

Но ее это не расстроило, а... воодушевило. Взволновало. Восхитительные ощущения волнами расходились по ней.

– Тебя лихорадит? – спросил дядя Освальд. – Без сомнения, ты заболела...

Пруденс резко открыла глаза и почувствовала, что заливается краской.

– Не всякий день девушке выпадают такие испытания, поэтому я не удивлюсь, что у тебя сердцебиение. – Дядя Освальд наклонился к Пруденс и внимательно посмотрел на нее. – Да, на щеках лихорадочный румянец. А всему виной проклятая ветчина, которую ты ела за завтраком. Красное мясо совершенно не подходит юным девицам. Оно разжигает страсть. Думаю, тебе нужно промыть желудок.

Отказываясь от комментариев, Пруденс откинула голову на кожаную подушку и закрыла глаза. Это не кусочек ветчины разжег ее страсти, это...

Нет! Нельзя думать о лорде Каррадайсе. Ее сжигает негодование, а не страсть! Ей нужно решительно выбросить его из головы. Кроме того, нужно придумать, как выпутаться из создавшегося положения. От этого зависит судьба ее сестер.

Но стоило ей закрыть глаза, она могла думать только о том, как потемнели его глаза, когда его губы коснулись ее рта...

Когда они приехали домой, дядя Освальд объявил, что у нее лихорадка, и велел немедленно отправляться в спальню. Несколько минут спустя он принес Пруденс чашку отвратительно пахнущего травяного отвара, сказав, что это прекрасное слабительное, и велел выпить все до последней капли. Пруденс не оставалось ничего другого, как подчиниться. Она покорно осушила чашку и легла в постель обдумать возникшие проблемы.

Мысли вихрем кружились в ее голове, Пруденс не находила выхода. Но ведь должен же быть какой-то способ поддержать сестер. Она обдумывала все возможные варианты. Наверное, можно устроиться экономкой или гувернанткой... но даже если ей станут хорошо платить, что сомнительно, вряд ли на эти деньги она сумеет содержать четырех сестер. Как ни крути, горькая правда заключалась в следующем: одна из сестер должна выйти замуж. Так или иначе, она должна заставить дядю Освальда изменить свое решение.

Наконец Пруденс занялась тем, что делала всякий раз, когда требовалось найти решение, – начала писать письмо Филиппу. Его долгое молчание могло иметь какое-то значение. С одной стороны, письма из Индии иногда идут годами, а то и вовсе теряются. Но с другой... Что это? Умышленное молчание или случайная задержка? Ей нужно знать свое положение, и все, что она могла сделать, – написать и спросить.

Она закончила письмо как раз перед тем, как к ней в спальню вошла служанка. Увидев, что Пруденс совершенно пришла в себя и встала, девушка присела в реверансе и сказала:

– Мисс, сэр Освальд просил сказать, что, если вы поправились, он будет рад видеть вас в Желтом салоне в четыре часа.

У Пруденс сердце упало.

– Спасибо, Лили. Пожалуйста, передай сэру Освальду, что я приду.

Лили повернулась к двери, но Пруденс остановила ее:

– Лили, у тебя не было неприятностей? Я имею в виду из-за того, что ты меня сопровождала. Ты должна мне сказать, чтобы я могла возместить убытки.

– Нет, мисс. Правду говоря, сэр Освальд поворчал немного, но он знает, что я всего лишь подчинилась вашему приказу.

– Так, значит, никаких неприятностей?

– Нет, мисс. Правда, старик Ниблетт отчитал меня, но это меня не волнует.

– Дворецкий? О Господи! Я с ним поговорю. Мне очень жаль, что я впутала тебя в эту историю, Лили.

– Мисс, не расстраивайтесь из-за старого Ниблетта, – улыбнулась Лили и с притворной скромностью расправила передник. – Он ворчал от ревности. Он никогда не бывал в доме настоящего герцога, а я, невежественная деревенская девушка, была! И разговаривала с герцогом! И его красавец кузен, лорд, назвал меня маленькой и хрупкой! Так что, слово даю, старик Ниблетт ревнует. – Лили подмигнула хозяйке и выбежала из комнаты.

Ровно в четыре часа Пруденс подошла к Желтому салону, сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

– Простите, дядя Освальд, – поспешила она объясниться. – Надеюсь, вы не слишком расстроились. Я понимаю, что все произошло по моей вине. Я много думала о том, как могла совершить такую оплошность, и пришла к выводу, что лорд Каррадайс подкупил меня комплиментами, а я приняла их за нечто большее – как говорится, выстроила замок на песке. Девушки в юном возрасте всегда очень романтичны.

Лицо сэра Освальда смягчилось.

– Да, не сомневаюсь, ты к комплиментам не привыкла. Неудивительно, что этот прожигатель жизни так легко вскружил тебе голову.

Смирив гордость, Пруденс кивнула.

– Во всяком случае, я не видела его больше четырех лет, так что беспокоиться не о чем.

– Ты уверена, милая?

– Уверяю вас. Мы впервые встретились сегодня утром. По крайней мере это была правда.

– Что ж, не могу сказать, что мне это нравится. И не могу понять, почему он назвался герцогом Динзтей...

– Это тоже моя вина, – перебила его Пруденс. – Я ошиблась, а он меня не поправил.

– Но позволить тебе четыре с половиной года называть его чужим именем. – Сэр Освальд покачал головой.