Донна Валентино - Королева его сердца

– У тебя есть запасные рубашка и бриджи? – спросила Мод.

– Ди забрал у меня все, проделывая надо мной свои дьявольские опыты, кроме того, что на мне. Я думал, что играю с ним в безобидную игру, но его нарочито неуклюжие действия были всего лишь хитростью, и я, к сожалению, недооценил его коварство.

– Это должно научить тебя не рисковать, – заметила Мод, прежде чем Глори успела осознать смысл его слов.

– Вот именно, – смущенно кивнул Данте. Настроение Глори поднялось, как ни странно, когда она поняла, что этот парень совсем не лунатик, а игрок, продувшийся в пух и прах. Правда, это тоже ничего хорошего не предвещало.

– О, это все объясняет. Ты просто увяз в одной из тех игр с крупными ставками, о которых мне доводилось слышать, – сказала она.

– Ставки оказались более высокими, чем я сначала думал, это верно, – снова кивнул Данте.

– Подумать только – отобрать у тебя одежду и выпроводить в металлическом жилете, с перевернутым желудем на голове!.. – Мод ухитрилась придать своему голосу интонацию восхищения. – То-то, наверное, напились ваши приятели!

– Мужчины всегда напиваются, – с энтузиазмом принялась объяснять Глори. – Особенно за игрой.

Ну конечно, все это ему померещилось, потому что незнакомец явно перебрал. Это как нельзя лучше объясняло всю странность его поведения. Как она раньше-то не догадалась!

– Если вы действительно как следует нагрузились, может пройти несколько дней, пока действие виски не прекратится. Поэтому-то у вас такая неразбериха в голове. И, могу спорить, именно поэтому вы говорите всякие странности и делаете некоторые… гм… оскорбительные замечания.

– Разрази меня Бог, если я теперь возьму в руки хоть одну кружку крепкого эля! – пробормотал Данте, подтверждая ее догадку. Глори знала, что пьяницы опохмеляются, чтобы прийти в себя после бурного возлияния.

Глори, не скрывая этого, изучала Данте. Пьяницы, которых она знала, обычно смотрели налитыми кровью глазами, они пошатывались на ходу, и от них всегда исходил такой запах перегара, какой вырывается из открытой двери какого-нибудь салуна. Но накануне она почти касалась Данте, когда вытаскивала из стены свои кинжалы, и не ощущала ничего, кроме его чистого дыхания. И вчера его кожа дышала отличным здоровьем, а движения были энергичными и точными. Возможно, он просто переносил виски лучше, чем большинство людей, в силу своего недюжинного здоровья, ведь повальное пьянство, да еще с азартной игрой, казалось единственно правильным объяснением его поведения. Подумать только – сидеть на крыше вагона и толковать в бреду о пастухах, захватывающих Англию!

– Пойдем, дорогая, тебе нужно умыться, иначе нас не пустят в вагон-ресторан.

Мод потянула Глори за рукав, заставив ее вспомнить, как она перепачкалась в стойлах. Красавица возненавидела эту конюшню за несколько последних дней, и даже любовь к лошадям не могла задержать ее там на лишнюю минуту.

Данте нагнулся, чтобы подобрать брошенные ею вилы. От этого движения полы его рубашки широко распахнулись, и она увидела рядом с собой подтянутый, скульптурный торс, который они до того скрывали от ее глаз. Он повернулся к лошадям. Она заметила, как его локоны скользнули по спине, и вопреки всему залюбовалась широченными плечами и спиной. Близзар ткнулся мордой в грудь Данте – ласковый толчок, от которого она отлетела бы по крайней мере на несколько шагов. Данте же не сдвинулся ни на дюйм.

– Глори! – снова потянула ее Мод. – Я умираю с голоду.

«Я тоже», – подумала Глори, удивляясь своему внезапному желанию остаться в этом ненавистном лошадином вагоне, вместо того чтобы вырваться из него как можно скорее.

Интерлюдия

Лондонский Тауэр, 1555 год

Арестанта Джона Ди разбудил звук крадущихся шагов за дверью его камеры.

А может быть, он проснулся от беспорядочных ударов сердца, подстегнутого этим звуком. Глянув в крошечное оконце, он понял, что еще стояла глубокая ночь. Лунато пряталась за облаками, то скудно освещала сырую камеру, и он не мог увидеть неожиданного посетителя, шагнувшего к нему через отворившуюся со скрипом дверь, которую тут же кто-то захлопнул, не запирая замок.

Покойный Генрих VIII,пролежавший в могиле восемь последних лет, во время своего правления завел обычай казнить приговоренных к смерти узников Тауэра в полночь. Этим обычаем воспользовался перед своей безвременной кончиной его сын Эдуард, а одна из его дочерей, Мэри, судя по всему, рвалась продолжить традицию теперь, когда правила страной как королева Англии. Народ называл ее «Кровавой Мэри».

– Нет! Не теперь! Пожалуйста! Я еще должен увидеть, сбудутся ли мои предсказания, – простонал Ди, охваченный смешанным чувством стыда и ужаса перед казнью.

– Доктор Ди?

Он не поверил своим ушам – кто-то назвал имя обреченного нежным, мягким шепотом.

– Да – нашел в себе силы прохрипеть Ди.

– Это я, Елизавета. – Посетительница быстро подошла к нему, мягко шурша платьем по полу.

–Ваше… ваше королевское высочество? – Ди вцепился в потертое одеяло, прижимая его к груди. – Но почему, миледи…

–Тсс! Никто не должен услышать моего имени. Меня никто не должен видеть, иначе об этом визите узнает Мэри. Она уже и так подозревает меня в самом худшем. Если она услышит о том, что я делала здесь этой ночью, я могу оказаться запертой до конца жизни в соседней камере и не увижу больше никого, кроме человека, накидывающего мне петлю на шею.

Она остановилась там, где на полу было небольшое пятно лунного света, проникающего через крошечное тюремное окошко, чтобы Ди смог убедиться в том, что это была действительно Елизавета Тюдор. Затем она опустилась на колени рядом с его кроватью. Ее худенькое лицо было бледнее, чем обычно, а рыжие с золотом волосы – самая яркая особенность ее внешности – в лунном свете казались тускло-серыми, как шерсть полевой мыши.

– Вы должны знать, что я не обвиняю вас в том, что оказался в тюрьме, – прошептал Ди, предполагая, что она пришла принести ему извинения за заключение в Тауэр.

– О! – Удивление Елизаветы было таким явным, что Ди понял, что она ни на секунду не задумывалась над тем, считал ли он ее в этом виноватой или нет. Она немедленно перешла к делу, которое, как он подозревал, и было истинной причиной ее тайного визита. – Доктор Ди, этот гороскоп, который вы составили и который привел Мэри в такую ярость…

– ?!

– … он правильный?

Ди окинул взглядом свою убогую камеру и прижал тонкую руку к груди, все еще трепетавшей от страха, вызванного полуночным визитом.

– Ваша сестра без оговорок приняла мои предсказания как правильные. Какая их часть вызывает у вас сомнение, миледи?

– Я не хочу сомневаться ни в одном из них. – Елизавета наклонилась к нему ближе, и он увидел, что ее отливавшие разными цветами глаза сверкали как бриллианты стального цвета. – Я хочу, чтобы все сбылось в точности так, как вы сказали. Я хочу быть самой любимой из всех Тюдоров. Я жажду, чтобы моя звезда взошла и засияла ярче, чем чья бы то ни было из моих предшественников. Я верю в предсказание вашего гороскопа о том, что стану королевой, и очень хочу ею стать, доктор Ди.