Шеннон Дрейк - Свет любви

Последний раз собравшись с силами, Элиза осторожно по добрала юбки своего платья, шелкового наряда, принесенного одной из женщин Джалахара, и перелезла через перила. Она крепко ухватилась за простыни, молясь, чтобы перила оказались достаточно крепкими и выдержали ее вес. Дрожа от страха, она поблагодарила Создателя за то, что ее самодельная «веревка» оказалась прочной. Обхватив ногами гладкий шелк, она скользнула вниз. Ликование охватило Элизу, едва ноги ее коснулись земли. Получилось! Все, что теперь было нужно, — пробраться через темный двор, обогнуть дворец и найти повозку…

— Приятный вечер для прогулки, верно?

Элиза замерла на месте, услышав за спиной голос Джалахара. Она обернулась, готовясь к борьбе или к бегству, однако он только смотрел на нее задумчивыми и понимающими темными глазами.

— Не надо бежать, Элиза, — мягко произнес он, — иначе я буду вынужден приставить к тебе стражу. — Он развел руками. — Если ты станешь бороться, то этим только навредишь себе и своему ребенку.

Элиза застыла, с вызовом распрямив плечи. Со времени приезда сюда она видела Джалахара всего один раз, на третье утро пребывания во дворце. Она тогда пришла в ярость и бросилась на него, но тут же обнаружила, что его хрупкость обманчива. Он не ударил ее в ответ, просто сжал ей запястье так, что всякое движение еще долго причиняло ей мучительную боль. Затем он вежливо сообщил ей, что не станет больше нарушать ее уединение до тех пор, пока она не станет более снисходительной.

Он протянул ей руку.

— Может, вернемся во дворец вместе?

Элиза пошла рядом. Он опустил руку, но шагал так близко, что Элиза чувствовала тепло его тела. От Джалахара пахло сандаловым деревом и мускусом, двигался он бесшумно, однако излучал тревожную силу. Он всегда говорил с ней тихо, почти печально. Элиза ненавидела Джалахара, как своего тюремщика, но обнаружила, что ненавидеть его как мужчину она не в силах.

Узкая лестница вела в ее башню. Элиза медленно поднялась и подождала, пока Джалахар отопрет засов. Дверь отворилась, и Элиза прошла через комнату на балкон. Джалахар последовал за ней. Не глядя на, него, Элиза вздохнула и принялась втаскивать наверх свою лестницу из простыней.

— Я не решусь лишать тебя постели — ночи здесь иногда бывают прохладными. Просто я прикажу, чтобы под твоим балконом день и ночь стояла стража.

Элиза ничего не ответила, улыбнувшись краешком губ.

— Элиза, эта попытка сбежать была опасной и глупой и для тебя, и для твоего ребенка. Я дал тебе время подумать, потому что верил: ты придешь ко мне сама, ты позаботишься о ребенке. Но если ты забываешь о его безопасности, я не вижу причин заботиться об этом самому. Вероятно, вскоре я решу, что единственный способ обратить на себя твое внимание — это приучить тебя наслаждаться моим обществом.

Она обернулась и наконец заговорила, понимая, что его слова были предостережением, и чувствуя, что это не пустая угроза:

— Я больше не стану пытаться убежать с балкона.

Джалахар улыбнулся, но его глаза недоверчиво блеснули.

— Будь ты мужчиной, я попросил бы тебя дать слово чести. Зная твою решимость, я не думаю, что тебе можно доверять. Просто я скажу, что наше будущее в твоих руках.

Она выпрямилась, едва Джалахар шагнул к ней, отступила к балкону, но он рассмеялся и остановился. Протянув руку, он осторожно прикоснулся к ее волосам, убирая с виска растрепанную прядь.

— Ночная прогулка повредила твоей прическе, Элиза. Я причешу тебя.

— Я могу причесаться сама.

— Но не станешь же ты отказывать мне в этом маленьком удовольствии, особенно тогда, когда я привез тебе вести от мужа.

— Брайан! — воскликнула она, блеснув глазами. — Расскажи, он жив? Рана заживает? Что ты узнал? Откуда?

Джалахар слегка поклонился, жестом веля ей следовать за собой. Элиза поколебалась всего мгновение, а затем вернулась в комнату.

Эта комната была ей ненавистна, хотя Джалахар выбрал не самую плохую из комнат дворца. Напротив, Элизу окружили роскошью. Комната была просторной; в одном ее углу стояла кровать со множеством шелковых подушек и тончайшим газовым пологом. Полы устилали пушистые ковры, окна закрывали занавеси голубовато-зеленых тонов. Здесь же стояли резной туалетный столик с серебряными щетками и гребнями и медная ванна — такая большая, что Элиза могла бы плавать в ней. В комнату принесли множество драгоценных книг, тщательно переписанных известными писцами, — французские переводы прославленных греческих и римских поэтов. Ей не отказывали ни в чем — кроме свободы.

И потому комната была ей ненавистна. Несмотря на всю роскошь, тюрьма оставалась тюрьмой.

— Садись, — приказал Джалахар, указывая ей на стул перед зеркалом. Элиза послушалась, не спуская глаз с отражения Джалахара в металлическом зеркале с искусной рамой. Он отвел глаза, взял щетку и принялся осторожно выбирать шпильки из узла ее волос. Волосы упали Элизе на спину, и Джалахар восторженно приподнял их, глядя, как блестят золотые и медные пряди под светом свечей, а затем принялся расчесывать их плавными взмахами.

— Джалахар!

Ей не хотелось ничего спрашивать у него, но и сдерживать себя не могла.

— Я слышал, что он крепко держится за свою жизнь.

— Он жив!

— Да, но…

— Что? — Элиза обернулась на стуле, взглянув на Джалахара с тревогой и болью.

— Говорят, его одолевает лихорадка. Ты знаешь, здесь ею болеют часто… воинов убивают не раны, а лихорадка.

Элиза опустила глаза, наполнившиеся слезами.

— Он сильный воин, — сказал Джалахар. — За ним присматривает лучший из лекарей английского короля.

— Он наверняка убьет его, если этого не сделает лихорадка! — воскликнула Элиза.

Минуту Джалахар промолчал, а затем заметил:

— Я попрошу Саладина отправить к королю нашего лучшего лекаря, египтянина, который умеет исцелять пустынную лихорадку.

Позднее Элиза сочла бы нелепостью, что человек, отнявший ее у мужа, желает сделать все возможное, чтобы сохранить ее мужу жизнь и здоровье, но в эту минуту она думала только о Брайане, забыв, что говорит с Джалахаром и что Брайан и Джалахар — заклятые враги.

— Египтянина? — переспросила она.

— Он лучший лекарь, какого я знаю, — ответил Джалахар.

— Но примет ли его Ричард? Позволит ли осмотреть Брайана?

— Даже твой король уважает благородство Саладина. Английский король упрям, своеволен, но не глуп. Я прикажу, чтобы лекарь отправился к нему немедленно.

Слезы затуманили глаза Элизы. Она опустила голову.

— Ты… будешь приносить мне вести?

— Да, если, конечно, ты пригласишь меня приходить сюда.

— Приглашу?

Джалахар улыбнулся:

— Это твои владения, Элиза.

Она уставилась в темные глаза — такие выразительные, что они оживляли слишком утонченные черты лица араба. Его длинные гибкие пальцы перебирали ее золотые волосы. Она слегка вздрогнула, желая, чтобы у нее был жирный, грязный и безобразный тюремщик. Но он даже в свободных одеждах создавал впечатление сдержанной силы. Он умел говорить красивые слова; в самом деле, странный человек!