Шеннон Дрейк - Свет любви

— Ричард рассказал мне обо всем, когда я потребовал вернуть тебя. Я был рад, поскольку моя жена никогда не говорила мне об этом.

Элиза вспыхнула.

— Я собиралась рассказать тебе. В ту ночь, когда мы натолкнулись на засаду, я хотела рассказать тебе о ребенке… и о моем отце.

Брайан поиграл ее блестящим локоном, и его улыбка стала шире.

— Хорошо, что ты собиралась во всем признаться. Почему-то твою тайну я связывал с недоверием ко мне, а если бы во всем призналась, я понял бы, что ты мне доверяешь и наконец-то смогла меня полюбить. Я чувствовал себя таким глупцом… я даже не догадывался. Боже мой, я знал Генриха лучше, чем кто-либо другой! Ты явно унаследовала его нрав! А твои волосы — настоящее знамя Плантагенетов! — Его улыбка погасла и синие глаза помрачнели. — Элиза… почему же той ночью, в лесу, ты ничего не сказала мне? Ты могла бы спастись… от меня. Я никогда не выдал бы твою тайну.

— Теперь я знаю об этом, — тихо ответила она. — Но тогда я боялась. Генрих предупреждал меня… Монтуа невелико, но я не могла позволить себе выдать эту тайну. Если Джон узнает… Брайан, это принесет неприятности нам обоим. Или… или Леноре, если с нами что-нибудь случится.

— Я буду беречь эту тайну. И знаешь, я рад, что ты решила сохранить ее от меня любой ценой.

Элиза опустила глаза.

— Я боялась из-за Перси. Он был слишком тщеславен, он никогда бы не женился на внебрачной дочери, тем более дочери короля. Он считал Генриха старым распутником.

— Могу только повторить, что очень рад этому, — еще тише ответил Брайан. Он помолчал минуту. Насытившись наконец, Ленора заснула. Не замечая боли, он бережно взял ее на руки. — Моя дочь, — он улыбнулся Элизе, — потомок Вильгельма Завоевателя, и я горжусь этим.

Элиза заулыбалась, но вскоре морщинка прорезала ее лоб.

— А я не уверена, что горжусь своей родословной. Ведь Джон тоже мой сводный брат, как и Ричард, а Генрих был. таким развратником!

Брайан услышал, что ребенок замурлыкал во сне. Побоявшись встать, он прошептал Элизе:

— Возьми ее, она уже спит.

Элиза осторожно положила Ленору в колыбель. Брайан протянул к Элизе руки, и сердце ее забилось, когда она вернулась к мужу и снова легла рядом с ним.

— Элиза, я понимаю, как сильно ты любила Генриха. Ты, должна им гордиться. Ему не было чуждо ничто человеческое, он бывал вспыльчивым, суровым, часто несправедливым к своим сыновьям и к Элеоноре; но он был хорошим королем, Элиза. он дал Англии закон. Отличный закон, такой надежный, что он выжил в отсутствие Ричарда и, да поможет нам Бог, переживет правление Джона!

Элиза улыбнулась и осторожно прикоснулась к его щеке.

— Спасибо тебе за это, Брайан.

— Спасибо тебе, — тихо ответил он.

— За что?

— За внучку Генриха. И… за его дочь.

Элиза радостно прижалась к его груди, но тут же вспомнила о ранах Брайана. Она хотела отодвинуться, но он не пустил ее.

— Я так истосковался по тебе, — в его голосе послышалась хрипота, — я чуть не сошел с ума, думая о Джалахаре.

Элиза приподнялась на локте.

— Он никогда не прикасался ко мне, он ничем мне не повредил, Брайан. И потому… я рада, что ты не убил его.

Брайан испустил долгий вздох.

— И я рад, что не убил его.

— С ним осталась Гвинет.

— Правда?

— Она сказала, что стала отличной сиделкой. Это верно?

— Гвинет была добра ко мне, — ответил Брайан, увидев невысказанный вопрос в глазах Элизы. — Добра — но не более того.

Он всмотрелся в ее глаза, и счастье, наполнившее их, вознаградило его за недосказанную правду. Он поцеловал жену и пробормотал:

— Элиза… я верю тебе, и я не был бы счастлив, убив этого человека. Но мне бы не хотелось впредь слышать о нем.

— Мне тоже, — ответила Элиза, осторожно касаясь губами его шеи, — не хотелось бы слышать о заботах Гвинет!

— Договорились. А теперь раздевайся.

— Брайан, ты весь в ранах, синяках, и…

— Я весь — сплошное вожделение. К собственной жене.

Ей следовало возразить, что он едва только пришел в себя после поединка…

Но Элиза сама превратилась в трепещущее желание. Его глаза, руки… сознание того, что он по-настоящему любит ее, так же сильно, как она сама, — все это усилило голод, который уже давно не утоляли мечты.

С легким ропотом неодобрения она скинула тунику и рубашку и легла с ним рядом.

— Брайан… — Она вздохнула от наслаждения, едва он коснулся ее обнаженного тела. — Брайан, я люблю тебя…

— Я люблю тебя, герцогиня, — ответил он.

Элиза поднялась, прежде чем разразилась счастливыми слезами, и с лукавой улыбкой уставилась на мужа.

— Я намерена доказать, сэр Стед, что жена может быть лучшей сиделкой для мужа, чем кто-либо другой. Итак, милорд, где вам больно?

Он усмехнулся, сдерживаясь, чтобы не прижать ее к себе и не удовлетворить муку желания, томившего его долгие дни и ночи.

— Здесь, — ответил он, указывая на губы. Элиза нежно поцеловала его и вновь подняла вопросительные глаза. — Здесь… и здесь… и вот здесь…

Их овеял легкий ветер. Простыни упали с постели… Элиза лечила его раны столько, сколько им обоим хотелось…

Они ни о чем не задумывались. Между приступами безумия она волновалась о том, что причиняет ему боль, но Брайан словно не замечал этой боли. Наконец, не в силах больше терпеть, он вошел в нее, яростно и сладко…

Он весь превратился в боль, но наслаждение оказалось сильнее боли.

Он уже знал, что никогда не забудет эту ночь — объятия, тихий шепот, легкий ветер, дыхание спящего рядом ребенка…

Элиза больше не ускользала от него. Его жена, его любовь, надежная крепость, защита от прошлого и будущего.

В июне Ричард и Саладин заключили перемирие.

Третий крестовый поход был окончен. Брайан и Элиза с дочерью отплыли в Англию.

Апрель 1199 года

Ферс-Мэнор, Корнуолл

Всадник нагонял ее. С каждым мгновением грохот копыт неумолимо приближался…

Ее лошадь взмокла и прерывисто дышала, мчась бешеным галопом по грязи, через лес. Всадница ощущала, как яростно движется под ней огромное животное, как сгибаются и вновь распрямляются его плечи.

Элиза оглянулась, и налетевший из ночного мрака ветер ослепил ее, опутав лицо выбившимися прядями волос. Казалось, сердце внезапно остановилось, и тут же застучало громче, перекрывая стуком грохот копыт.

Она улыбнулась.

Он был уже в нескольких шагах. Вряд ли ее кобыле удастся уйти от погони, тягаться дальше с мощным боевым конем.

Черный рыцарь на полночно-вороном жеребце настигал ее. Она видела, как он садился в седло — ростом выше Ричарда Львиное Сердце, такой же широкоплечий и стройный. А ловкостью он превосходил любого…

Ей было никогда не спастись от него; он пленил ее сердце, и сейчас это сердце принадлежало ему так же надежно, как десять лет назад, когда она впервые обнаружила, что влюблена в мужа…