Шеннон Дрейк - Тристан и Женевьева (Среди роз)

– Гай, погоди! Слушай меня внимательно! Ты не можешь этого сделать, это безумие! – Женевьеву бросило в дрожь. Она знала, что Генрих считает Тристана де ла Тера одним из самых верных своих приверженцев. Кровь застыла в ее жилах. Она должна остановить Гая. Она знала, что Генрих любит Тристана, но она также знала, что король в последнее время стал очень подозрительным. Он не любил кровопролитий, но когда его вынуждали к этому, то становился безжалостным. И если он узнает, что де ла Тер, тот, кому он доверял больше всего, замышляет что-то против него, то пощады ему не будет.

– Женевьева, я люблю тебя. Я всегда любил только тебя! И буду любить тебя вечно. Я хотел тебя всю свою жизнь и теперь добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило! Ты будешь моей! Твоя честь будет восстановлена, и я буду боготворить тебя, несмотря на то, что ты осквернена прикосновениями этого негодяя!

– Гай! – Женевьева с ужасом и страхом смотрела на него. Она не знала, сошел ли он с ума, или все это просто от избытка чувств, – Гай, я не хочу, чтобы это безумие продолжалось дальше. Слушай меня, Гай! Ты для меня близкий, очень близкий друг, я не хочу ранить тебя, мне очень жаль, что ты любишь меня, но я не могу ответить тебе взаимностью. Разве ты не видишь, Гай, я его жена теперь и, я люблю его и хочу только чтобы…

– Женевьева, Женевьева! – он посмотрел на нее со снисходительной усмешкой, с какой смотрят на несмышленого ребенка, – я знаю, что ты боишься. Клянусь, что все будет хорошо, я позабочусь обо всем! Я не могу обвинять тебя, любовь моя!

– Нет, Гай…

Он прижался к ее губам, и Женевьева закричала. Она попыталась освободиться, но Гай неожиданно отпустил ее и бросился к дверям.

– Скоро, любимая, очень скоро, – пообещал он с порога.

– Гай…

Дверь за ним закрылась. Женевьева выбежала в коридор, но его нигде не было видно. Послышался плач Кэтрин, и Женевьева вернулась в спальню, взяв девочку на руки, стала ее укачивать. Она так сильно нервничала, что ее состояние каким-то образом передалось дочери, и та никак не могла успокоиться. Женевьева попыталась успокоиться, ей это удалось и, наконец, Кэтрин снова уснула, а потрясенная женщина, уложив дочь в колыбель, начала мерить комнату шагами. Вспоминая все, что ей наговорил Гай, она обдумывала сложившуюся обстановку: «Что же делать, что ей предпринять? Сказать Тристану? Но Гай может умереть, и тогда его смерть ляжет тяжким бременем на ее душу. Ничего не делать? Ждать, пока Гай предъявит эти письма и надеяться, что король доверяет Тристану? Ну, а что, если Генрих заключит Тристана в Тауэр? У ее мужа есть враги, как и у любого могущественного человека. И возможно эти враги напомнят королю, что когда-то Тристан был ярым йоркистом!»

– О, о, – простонала Женевьева и опустилась на колени, больно закусив костяшки пальцев. Внезапно ей пришло в голову, что Гай может хранить эти самые письма в своей комнате. Она видела, как слуга передавал их ему, она видела, как Гай взял их и поехал. Куда? В Лондон? Ко двору? Ей следует пойти по пути Гая, то есть украсть у него письма и уничтожить их, тогда он будет не в силах погубить Тристана, а тот никогда не узнает о том, что его враг пытался это сделать.

Это был очень рискованный шаг, но Женевьева была в отчаянии, и ее ум был не в силах предложить другой выход из создавшейся ситуации.

Она встала на ноги и поспешила по коридору туда, где жили слуги, чтобы найти Мэри. Девушка уже собиралась ложиться спать, но согласилась побыть с Кэтрин. А Женевьева побежала дальше по коридорам дворца. Сердце ее отчаянно билось, и она вдруг сообразила, что не знает куда идти. К счастью, навстречу ей шел стражник, который охотно показал дорогу.

Женевьева устремилась вперед, в душе молясь, чтобы Гая не было дома, чтобы он был где-нибудь со своими друзьями.

Подходя к его комнате, оглянулась, прежде чем войти, затем быстро шагнула в комнату. Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, осматриваясь. Гай мог вернуться в любую минуту. Женевьева подбежала к столу, но в его ящиках ничего не нашла. Присев на краешек кресла, она задумалась на несколько мгновений, затем подошла к одному из стоявших вдоль стены сундуков и подняла крышку. Опять ничего. Женевьева переворошила костюмы, сложенные там, и на самом дне нащупала небольшой выступ. Она заглянула внутрь и увидела рычажок, сильно потянула за него пальцами, и внезапно он подался, но мешала одежда, лежавшая сверху и Женевьева начала выбрасывать ее вон. Откинув фальшивое дно, она извлекла свернутые в трубочку и перевязанные письма.

Она быстро развязала ленту и пробежала глазами текст… Господи, Гай был прав. Это письмо адресовалось графу Бэдфорд Хит, в нем ясно указывалось, что адресат принадлежал к Йоркской партии. В то время графом Бэдфорд Хит был не Тристан, а его отец, это как раз было при короле Эдуарде. Письма эти, безусловно, могли принести Тристану непоправимый вред. В коридоре послышались шаги, и Женевьева быстро свернула письма, засунув их за лиф платья. Она побросала валявшуюся одежду обратно в сундук и захлопнув крышку, поспешила к двери. Выйдя из комнаты, Женевьева быстрым шагом направилась прочь.

Неожиданно позади себя она услышала окрик – «Стой!» Испугавшись, что это вернулся Гай, она побежала, прежде чем сообразила, что это был совершенно незнакомый голос.

– Стой! – снова послышался голос, и Женевьева, поняв свою оплошность, остановилась и обернулась. Стражник, погнавшийся за ней, на полном ходу врезался в нее и повалил на пол. С холодеющим сердцем Женевьева услышала тихий шелест. Сверток выпал из лифа ее платья.

Рядом раздались шаги, вокруг начали собираться стражники, кто-то поднял письма.

– Что это?

Ей помогли встать. Пытаясь взять себя в руки, Женевьева произнесла самым повелительным тоном, на какой была способна:

– Как вы осмелились? Я – графиня Бэдфорд Хит, герцогиня Эденби.

– Посмотри-ка, Энтони, эти письма свидетельствуют о заговоре.

– Она участница заговора! Его Величество должен видеть это!

– Эта дама, леди Эденби – йоркистка. Она всегда была врагом нашего короля Генриха!

Обвинение было столь неожиданным, что Женевьева не нашлась, что ответить, в глазах у нее потемнело. Вокруг нее стояло примерно с десяток солдат и рыцарей.

– Нет! Эти письма имеют более глубокий смысл. Они…

– Они изобличают Тристана де ла Тера! – раздался чей-то голос.

Один из рыцарей выступил вперед. Женевьева знала, что он принадлежит к семье сэра Невилла, стремившегося усилить свое влияние и потому пользующегося любой возможностью для осуществления этого.