Шеннон Дрейк - Тристан и Женевьева (Среди роз)

– Да, когда еще не было этого убийства, – тихо сказала Женевьева. – Я бы хотела вернуться назад. О, Господи! Это же ужасно! Ведь я не могла поступить иначе, я должна была совершить то, что совершила. Иногда мне хочется просто… – Она горестно покачала головой и посмотрела вдаль, туда, где лазурь и золото неба соединились с индиго моря. – Я хочу, чтобы мой отец дал бы этому ланкастерцу провизию и фураж, и тогда в нашу жизнь не ворвались бы все эти ужасы…

– Ты хочешь, чтобы тебе не пришлось сделать то, что ты сделала, – перебил ее отец Томас, приобняв Женевьеву за плечи.

– Как вы думаете, отец, я попаду в ад?

Священник покачал головой:

– Женевьева, ты сделала то, что должна была сделать. Ты сражалась тем оружием, которое у тебя было, ты защищалась.

Девушка кивнула с несчастным выражением лица:

– Я все еще думаю о преисподней. Вы уверены, что я не буду ввергнута туда?

– Я уверен, что Господу Богу нашему известно все, что происходит в сердцах мужчин и женщин, а твои помыслы, дочь моя, чисты.

Но Женевьева не очень-то была уверена в своей безгрешности и почти не надеялась вымолить у Бога прощение за то, что использовала свою красоту, чтобы заманить человека в ловушку, где его ждала смерть. Но может быть, Господь милостивый поймет, что у нее не было выбора.

– У меня на душе так тревожно, – промолвила она.

– Ты думаешь о предстоящем сражении?

– Да, и об этом тоже. Так много крови уже пролито! Вы верите в то, что Ричард победит? Тогда, если Тюдор будет разбит, наконец, прекратятся эти войны, верно?

И снова отец Томас заколебался. Как часто он мечтал о том, чтобы увидеть страну объединенной, чтобы на землю снизошли, наконец, мир и благополучие. Но в этих мечтах темное пятно закрывало Эденби, как будто замку предстояло преодолеть еще немало препятствий на пути к спокойствию.

– Мир достигается нелегко, – сказал священник и, постаравшись придать своему голосу как можно больше уверенности, добавил. – Ты слышала, что говорили посланники короля; силы Ричарда превосходят армию Генриха Тюдора.

– Угу, – пробормотала Женевьева, поднимаясь. – Бродячий менестрель говорил вчера, что они все собрались у городка под названием Маркет Босуорт. Надеюсь, скоро мы услышим добрые вести.

– Вполне возможно, – согласился отец Томас.

Женевьева лукаво улыбнулась. Свежий морской воздух, похоже, подействовал на нее благотворно.

– Повернитесь-ка спиной, отец, я хочу сбросить с себя платье и искупаться, надеюсь, вы не сочтете это слишком неприличным.

– Миледи…

– Ну, пожалуйста, – она рассмеялась, и он был рад ее смеху. – Ждите меня у скалы, я обещаю, что не буду слишком долго плавать.

Священник повиновался, и Женевьева сразу же забыла о его присутствии. Оставив бархатное платье на песке, она вошла в воду в сорочке. Море ласково приняло ее в свои объятия. Женевьеву объяло ощущение свободы, она почувствовала необыкновенную легкость, снова ощутила себя юной и беззаботной. На эти несколько минут она могла позволить себе забыть обо всем на свете. Прохладная чистая вода смыла гнет воспоминаний с ее души, и кровь с ее рук.

Вволю наплававшись, она почувствовала себя значительно уверенней и легче. Выйдя из воды и одевшись, Женевьева присоединилась к отцу Томасу, с ее мокрых волос еще ручьями текла вода, на устах играла довольная улыбка.

– А знаете, отец, мне стало значительно лучше.

– Резвиться в море, как рыба или русалка – это не вполне подходит для леди в твоем положении, Женевьева.

– Но зато как замечательно провела я время!

– Ну, что ж, рад за тебя, хотя думаю, что муж бы этого не одобрил, – заметил отец Томас.

Женевьева сразу помрачнела и слегка поежилась. И снова отец Томас пожалел о своих словах.

– Я верю, отец, что смогу доказать в ближайшее время, что способна со всем справиться сама, что мне не нужен муж.

– Конечно же, дочь моя, душа твоя скорбит о женихе, и скорбь эта глубока, но ведь ты все равно должна будешь выйти замуж и прекрасно понимаешь, что это неизбежно.

Она упрямо покачала головой.

– Возможно, что и нет. Я слишком долго боролась и слишком многое потеряла. Такие, как Аксель – большая редкость. Муж хочет управлять как землями жены, так и самой женой, а я не могу подчиняться кому бы то ни было. Я зашла слишком далеко.

Отец Томас вздрогнул. Она говорила то, что думала. Темное пятно, закрывавшее Эденби в его мечтах, казалось, начало материализоваться перед ним наяву. Он глянул поверх скал и, снова вздрогнул. Его мучили дурные предчувствия. Но Женевьева легко шагала впереди, и счастливая улыбка снова появилась на ее лице.

– Я думаю, что стоит устроить праздник, – обернувшись, сказала она. – Мы ведь можем найти подходящий для этого день какого-нибудь святого, как вы думаете, отец? Люди так много трудились, так много страдали. Конечно же, сейчас не май, но мы должны устроить «майское дерево» [21]. Мы поджарим ягненка и быка, и будем плясать под луной.

«Отличная идея, – с восхищением отметил про себя священник. – Женевьева заслужила верность своих крестьян. Для них она олицетворяла юность, красоту и героизм. Ей и самой нужен праздник, чтобы воспрянуть духом, чтобы снова почувствовать радость жизни».

– Да, конечно, найдем подходящий день, – согласился отец Томас.

В это мгновение свет солнца стал меркнуть, штормовые облака неслись над их головами с запада. «Со стороны Маркет Босуорта», – мрачно подумал священник. Что сейчас происходит на поле сражения?

В ночь на двадцать первое августа Тристан медленно прогуливался, окидывая взглядом сотни костров, ярко пылающих вокруг Амбиен Хил, где расположились отряды в ожидании рассвета.

Разведчики весь день рыскали близ расположения лагеря противника, и де ла Тер знал о передвижениях врага почти так же хорошо как и о передвижениях войск Ланкастерцев. Король Ричард утром выехал из Лестера под звуки труб, его пехота, кавалерия и стрелки шли впереди него. Даже в доспехах он не выглядел внушительно. Ричард надел золотую корону, поэтому и его союзники и враги могли узнать его без особого труда.

Тристан вгляделся в огни и склонил голову. Ричарда нельзя назвать трусом, он доблестен, и у него есть свои достоинства. Но на его душе слишком много злодеяний, он шел к власти напролом, не заботясь ни о чем.

– Завтра, – подумал Тристан, – Господь Бог изберет настоящего короля, – он упал на колени, пытаясь молиться. Ему показалось, что он уже забыл, как следует это делать. Вокруг стояла кромешная тьма, которая рассеивалась только там, где горели костры. «Как и моя жизнь», – подумал он. И внезапно обнаружил, что молится:

«Господи, не оставь меня, пусть я выживу, дай нам победу! Я не боюсь смерти, Господи, но после всего, что произошло, я боюсь, что душа моя не обретет покоя до тех пор, пока не свершится возмездие! Я не желаю ее смерти! Я только хочу взять то, что было мне обещано. Разве это неправильно, молиться о возмездии? Возможно, что правильно. Ведь и сам Бог был воином».