Анна Шнайдер - Жизнь на двоих [litres]

– Значит, шанс есть? – не выдержал Вано. Он понимал, что слишком торопится, задавая подобный вопрос, но так хотелось услышать «да»!

– Скажите, айл Вагариус… когда вы увидели этот щит, почему сразу решили, что перед вами София? – ответила Эн вопросом на вопрос. Безопасник на секунду замешкался.

– Я… не знаю, – произнес он немного растерянно. – Просто сразу понял.

– Я задавала этот вопрос императору и Дайду, – продолжала девушка. – Оба ответили то же самое. Император толком и внимания не обратил на мой вопрос, Гектор весьма озадачился, но у обоих не было времени рассуждать.

– Я тоже чувствую, что это София, – вмешалась Синтия, и Вано заметил, что она чуть порозовела. Да, этот разговор явно шел ей на пользу. – Не знаю, может, оттого, что… айл Вагариус сказал… Но я чувствую, правда.

– Вы все ее знали, – сказала Эн. – Поэтому определили сразу и безошибочно. В конце концов, если бы София вошла сюда… мм… обладая телом, вы бы тоже сразу поняли, что это она, и ни с кем не перепутали бы. Но вот я… я ее не знала. Наверное, именно поэтому я ощущаю все несколько острее. Здесь, – девушка кивнула на Агату, – не один человек. Не только ее высочество. Я не могу безошибочно определить, как определили вы, что это именно София. Просто чувствую, что здесь есть еще один человек.

Вано и Синтия удивленно молчали. Они понимали, что хочет сказать им Эн, но до конца не осознавали, как это связано с лечением.

– Я никогда не видела энергетический контур отдельно от человеческого тела, как сейчас. Но я видела погасшие контуры и у живых людей, и у мертвых. Мертвый человек не ощущается так, как сейчас ощущается София. Понимаете? Вы чувствуете ее живой. И я чувствую. Только тела нет.

А ведь действительно…

Вагариус вновь взглянул на контур, понимая теперь, почему Эн взялась за дело, казавшееся безнадежным. Он тоже видел умерших людей и знал, что от них идет энергетический холод.

София – точнее, ее контур – был теплым, как контур живого человека.

– Этот эффект возникает из-за того, что Софию держит ее высочество? – спросил Вано негромко, боясь услышать ответ.

– Нет, айл Вагариус. Агата только не дает ему погаснуть, да и держит она его, потому что тоже ощущает Софию. Думаю, ощущает еще более живой, чем мы.

Эн посмотрела на койку, где лежала принцесса, и улыбнулась.

– Она сейчас сказала: «Да!»

– Ее высочество… говорит с вами? – выдохнула Синтия. – Мысленно?

– Говорит. Она мне вообще уже много всего рассказала, – Эн улыбнулась шире. – У меня были вопросы к Агате по поводу ощущений от удерживания контура. И она подтвердила мои догадки, сказав, что чувствует Софию очень живой и теплой – как будто ваша дочь ее обнимает. Только тела нет, – повторила Эн. – Но я постараюсь что-нибудь придумать, обещаю. А сейчас, пожалуйста, идите в процедурную, сдайте кровь, она точно пригодится.

– А потом… можно прийти сюда? – спросила Синтия робко. – Я бы хотела немного побыть здесь. Если вы не возражаете.

– Не возражаю. Только вам, айл Вагариус, лучше вернуться в палату. Насколько я помню, вас сегодня доставили с сердечным приступом и магическим перенапряжением.

Поймав удивленный взгляд Синтии, Вано чуть улыбнулся и успокаивающе погладил женщину по плечу. К его радости, она не отшатнулась, даже не вздрогнула.

– Верно, Эн. Я сдам кровь и вновь лягу, не переживайте.

– Отлично. А вы, айла Тали, после процедурной сходите в столовую. Обед уже закончился, но вас накормят. Скажете только, что так велел зам главврача.

– Зам главврача? А это кто?

– Это я, – ответила Эн, усмехнувшись.

Звукоизоляция в госпитале была отличная – чтобы не мешать больным отсыпаться, пока по коридору круглосуточно кто-то бегает и гремит, – и тишина в палате за закрытой дверью казалась Виктории просто оглушительной. А еще – вязкой, неприятной, словно болото, в котором можно задохнуться и утонуть.

Находиться здесь в одиночестве казалось мучительным. Но Виктория почему-то не ощущала привычного раздражения. Ей было тоскливо, хотелось плакать и даже выть, как раненой волчице, но злости она не чувствовала. Да и на кого злиться? На Арена, что запер ее здесь? Ну так для ее же блага, да и ненадолго, скоро обратно во дворец. На лечащего врача, который задавал вопросы вежливым до тошноты голосом и фиксировал ответы в блокноте? Он просто выполнял свою работу.

А может, злиться стоило на себя?

Виктория всхлипнула и прижала ладони к щекам. Да, только на себя и стоило бы злиться. Это ведь она сказала за столом про поездку на выставку, она! Дура, где были ее мозги?! Если бы не София…

София.

Подумав об аньян, Виктория все же расплакалась, толком не понимая почему. Ревновала ведь ужасно, еще накануне страшно злилась и утром тоже. Но сейчас ревность даже головы не поднимала – то ли умерла в ней, то ли переродилась во что-то другое.

Софию было жаль. Виктория не знала, обоснованна ее ревность или нет – теперь ей казалось, что скорее нет, чем да, но это все равно. Все равно! В любом случае – смерти София не заслужила, и еще она действительно любила Агату с Александром. Даже абсолютным щитом смогла стать… А ведь для этого нужно по-настоящему искреннее чувство.

И как теперь будет Агата?.. Бедная ее девочка! Она ведь будет жить, понимая, что София умерла за нее. Конечно, Агата не виновата, но разве от этого легче?

Виктория вздыхала, вытирая слезы рукавом платья, что совсем не подобало делать императрице, но она себя ею сейчас и не чувствовала. Она чувствовала себя до ужаса несчастной и почему-то – очень-очень виноватой перед всеми. И не только потому, что сказала про выставку за обедом, а просто из-за самого факта своего существования на этом свете.

Лучше бы она ехала в том магмобиле с Агатой и стала энергетическим щитом, а София осталась жива.

Виктория всхлипнула и потянулась за стаканом с водой.

Энергетическим щитом? Нет, она никогда не смогла бы им стать. Не настолько у нее чистая душа.

Проводив Викторию во дворец и убедившись, что все в порядке и с Анной, и с Александром, император решил еще раз зайти к Эн.

День начинал клониться к закату, и, когда Арен вошел в палату, помещение было залито ярко-оранжевым солнечным светом. Удивительно для такого пасмурного дня, каким выдался сегодняшний. Но к вечеру распогодилось, небо поголубело, тучи разошлись, остался лишь ветер – холодный, резкий и неприятный. Правда, император об этом ветре не имел ни малейшего понятия – с того момента, как они с Эн перенеслись в госпиталь, он не выходил на улицу.

На стуле возле Агаты сидела женщина, и, как только Арен открыл дверь и шагнул внутрь, она вскочила, испуганно глядя на него, и неловко поклонилась.