Карина Демина - Охота на охотника [litres]

Аглая руку к губам прижала. Прикусила мизинец и тут же, смутившись, отпустила.

– Она и писала иногда. Про семью. Про дочку… снимок прислала даже. Про мужа, что он замечательный и очень ее любит. Я даже думать начал, что ошибся. Потом писем стало меньше. Ну так понятно, не до меня же… и я сам… то Смута, да и после Смуты дел хватало. Не сидел на месте. Вот и опоздал… полгода на Жеранских болотах. Разбойников выбивали, дороги чистили. Хватало лихого люду, который спешил поживиться, знал, что власть слабая. Вот мы и показывали, что уже и не слабая. Вернулся, а там письма… от нее…

Он замолчал, дернул головой.

– Если б я раньше вернулся, хотя бы на день раньше, я бы сразу, как прочел, так и кинулся… не успел… портальщиков почти не осталось, а те, кто был, не в Арсиноре сидели, хватало им работы. Нашел недоучку, который мне коридор до Хверсина построил… спешил, а не успел.

– Письма…

– Сжег, – жестко сказал Дубыня. – Попадись они кому, суда не избежать… муженек ее, чтоб ему на том свете черти пятки грызли. Он… как понял, от вашего мужа… тот работу начал, а этот, ученичок, продолжил. Сперва-то все обыкновенно было. Брали там кровь какую-то, слюну… не знаю, что еще. Я от этого дела далекий… так вот, крови со слюной ему мало стало. Решил опыты проводить. Сперва на мышах с крысами там, но это ж не то… люди понадобились. А Яська… я не понимаю, почему она его не остановила? Почему сама… она писала, что искали больных. Ездили в местные лечебницы, да и по деревням. Там лихорадка, там еще какая зараза… лечили, наблюдали…

Ему нелегко давался этот рассказ.

И пламя то и дело вырывалось, ползло по рукаву, оставляя на мундире темный угольный след, от которого Дубыня только отмахивался.

– Но их было мало, да и болезни не те, с теми целители легко справлялись. Ему другое нужно было, посерьезней. Где он нашел заразу? Не спрашивайте. Что погост старый раскопал, так оно правда, только…

– Зачем?

Дубыня развел руками.

– Она… писала подробно. Вроде как он собирался из нескольких зараз одну сотворить, а уже после сделать от нее лекарство.

Безумная мысль.

Именно своею кажущейся логичностью безумная. Создать искусственно возбудителя болезни, объединяющего худшие черты чумы, лихорадки и черт знает чего еще. А потом придумать вакцину, как от оспы или иных болезней… и быть может, повезет, и одна эта вакцина убережет от всего и сразу, но…

Безумие!

– Он и создал. Это правда. С заразой получилось…

У хорошего мага при толике знаний и избытке силы? Властимира не сомневалась. Только удивлялась, насколько слепа была.

А еще бестолкова.

Иначе дочь обратилась бы за помощью к ней. Она бы могла… что? Спросить совета у никчемной, по мнению отца, матери? У слегка безумной, пусть и похожей на нормальную?

Довериться той, кто решился на развод?

– Ты не виновата, – подал голос Довгарт.

Неправда.

Виновата. Позволила себя изуродовать. И получается, не только себя. Вырвалась на свободу, а дочь… Сердце вновь заныло, и Аглая нахмурилась, велела:

– Прекрати, или я всех прогоню.

– Нет, – Властимира позволила взять себя за руку. Так и вправду было спокойней. – Продолжайте. Хотя… я так понимаю, что от опытов над крысами они перешли к людям? Что случилось? Лекарство не работало?

– Сперва работало… как им показалось, – Дубыня переступал с ноги на ногу. – Многие, правда, до этого не дожили…

Ничего не получается с первого раза. Не в медицине.

И стало быть, были первые подопытные. Вторые и третьи. Десятые? Двадцатые? На котором болезнь отступила?

– Они добавили кровь Аглаи, – Дубыня дернул головой. – Это напугало Яську. Она предлагала собственную, но муж отказался. А вот ее… ее подошла. Она что-то там стабилизировала, не знаю, не спрашивайте… я все сжег, чтобы ни листочка, ни…

Властимира прикрыла глаза.

Аглая?

Вот, стало быть, что напугало дочь. Конечно, смерть других она готова была пережить. Смириться с необходимостью жертвы во имя науки. Затокин тоже смирялся. Он часто говорил, что стоит пожертвовать малым, чтобы достичь большего.

Он умел рассказывать красиво.

И не только он, стало быть. Любимый ученик… подобное к подобному… тошно-то как. Но гордость не позволит показаться слабой. А еще тепло.

– Это все было… давно, – Довгарт встал и обнял ее, нелепо, неловко, но как сумел. И сразу стало легче. – Она была взрослой. Должна была понимать, что творит.

Но не понимала.

Или не хотела понимать, пока дело не коснулось Аглаи… Хорошо хоть ее Яська любила, если не позволила коснуться.

– Что было дальше?

Дубыня заложил руки за спину, прошелся по комнате, оставляя проплавленные следы на ковре. Того и гляди пожар вспыхнет, но нет, управился с собой.

– Дальше… я точно не знаю. Я не успел… и писем она не оставила. Последнее, о чем просила, – защитить Аглаю. Она писала, что Затокин хочет поставить эксперимент в полевых условиях. Ему хотелось славы, и он спешил, а Яська испугалась за дочь… если лекарства не хватит вдруг, то он вновь примется выкачивать кровь. Или не только кровь…

Эксперимент в полевых условиях?

И стало быть, в эпидемии виноват не старый погост, зараза на котором тихо спала не одну сотню лет? Но… что пошло не так? Вакцина не подействовала? Или возбудитель оказался чересчур подвижен? Он, изменившись в человеческом теле – а такое случается часто, – находил себе новые жертвы. И вновь менялся. Он оказался на удивление живуч, чего от него не ждали.

А еще вирулентен.

– Я приехал, когда зараза расползлась. Мы остановили ее, но… огнем, – Дубыня замер у окна, и теперь Властимира видела лишь его спину. – Мы обкладывали огненным валом деревни. И ждали… пока все не умрут, ждали. Мы поставили посты на реках. Мы перекрыли дороги. Мы… созвали всех целителей, кого только могли. Да без толку…

– Как они умерли?

– Мама, – подала голос Аглая. – Мама его убила… я… я помню. Не надо, дядька Дубыня, я… я уже не была такой маленькой. И вспомнила вот… маме было плохо. Наверное, она тоже заразилась. На лице появились пятна. Вот тут.

Аглая коснулась щеки.

– И на лбу тоже, – она прикрыла глаза. – И еще кровь у нее шла из уха… она кричала… она поняла, что умрет, и не только она. У отца сыпь пошла по шее… Он, наверное, испугался.

Еще бы.

Вряд ли этот ублюдок планировал ставить эксперименты на себе самом.

– Он взял меня вниз. В лабораторию. Он обещал, что мне не будет больно, но я тогда сильно испугалась. Я не знаю, почему закричала. Прибежала мама, вырвала меня. Я помню все, только как-то странно, будто кусочками. Вот мы внизу. Вот наверху. Мама меня прижимает, а отец кричит, что я – их шанс, что нужно взять мозг, там концентрация вещества будет выше. И мама тоже кричит. Что он обезумел, что все… все закончено. Он ее толкнул. Дернул меня за руку. Я тоже закричала. Со страху. Его укусила, а он меня ударил. Он никогда меня не бил.