Анастасия Никитина - И.о. Бабы-яги

— Где Илья?! — хрипло выкрикнула я, отталкивая неуклюжего Черномора.

— Где? — я перевела взгляд на сестру.

Резко стемнело. Птицы умолкли, будто кто-то выключил звук. Кажется, над головой даже сверкнула молния.

— Да что ты, внученька. Успокойся. Здесь он. Куда ему деваться? — заюлила старая Яга.

Вот только на физиономии у неё было написано откровенное беспокойство.

— Где? — повторила я.

— Да тут такое дело… Не хотел он, чтобы ты его видела.

— Что?! Ах ты, старая лгунья! — взвилась я.

Несколько мелких молний ударили в землю, оставив после себя островки выжженной травы.

— Верно она молвит, — раздался вдруг смутно знакомый голос. Я моргнула, узнавая и не узнавая любимые бархатные нотки. — Не хотел. Да видно, не выйдет по моему хотению.

Я только рот раскрыла, пытаясь осознать, что за бред мне втирают и почему голос Ильи звучит так странно, как Янка и Ядвига расступились.

— Это что… Почему… — только и смогла проговорить я, хотя уже поняла и «что» и «почему».

Но Яга приняла вопрос к сведению и тут же затараторила:

— Тебя мамаша в Навь загнала! Нет оттуда своего пути. Только чужой. Но ты никому клятв не давала, ни с кем себя не связала. А родная душа завсегда свое найдёт, даже в Нави!

— Завсегда?! — обозлилась я, припомнив рассказ незнакомца из тумана.

— Ну, почти, — осеклась бабка. — Он сам захотел. Мы только помогли душу с телом разделить.

— Временно! — вставила Ядвига.

Но мне было не до их изворотливых объяснений. Я во все глаза смотрела на Илью.

— Ну, вот так как-то, — он улыбнулся знакомой тёплой улыбкой.

Только больше ничего знакомого не было. Передо мной на пеньке сидел седой как лунь старик. Почему-то он напомнил мне некогда могучий дуб, который уже отжил своё и вот-вот рухнет, вспарывая зелёный ковер травы узловатыми сухими сучьями. Руки, оплетённые чёрными венами, сложены в замок на коленях. Спина сгорблена. Лицо изрезано глубокими морщинами.

Вспомнив, что надо дышать, я со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы.

— Как это исправить?!

— А никак, — с заметной опаской отозвалась Яга. — Навь своё жизнью берёт. Нет там живым места. Вовремя вернулись. Ещё чуток — помер бы. И тебя бы не привёл, и сам бы сгинул. Он же не колдун, хоть и силу кое-какую имеет. Да не та это сила. Другая. Она…

— Яблоко? — перебила я, не в силах отвести взгляд от того, кто ещё несколько часов назад был молодым, полным сил мужчиной.

— Не поможет тут яблоко, — покачала головой Ядвига. А Янка всхлипнула, кивая.

— Опять врете! А то я не знаю, что оно с того света вернуть может!

— Другое тут, — осторожно тронула меня за плечо Яга. — Хочешь, забирай яблочко да проверь. Но не поможет оно ему. Его молодость, а не жизнь сама Навь забрала. Не хватит у яблочка сил с Навью поспорить.

Я чувствовала, что на этот раз бабка не лжет. Сделала несколько шагов и опустилась перед Ильей на колени, накрывая его руки ладонями.

— Илюша… — слезы сами потекли по щекам, но я и не подумала их вытирать. — Мы придумаем что-нибудь…

— Да что уж… — он улыбнулся и осторожно поднялся, заставляя встать и меня, провёл кончиками пальцев по моей щеке, стирая влажную дорожку. — Знал я, куда иду. И с чем приду. А ты живи, любушка…

Только глаза не тронула старость. Они остались такими же яркими и молодыми. И я поняла, что, если не смогу помочь ему, этот взгляд будет преследовать меня до конца моих дней. Взгляд человека, который умер из-за моей глупости, но не перестал меня любить. Человека, которого никогда не перестану любить я.

Кто-то из бабок положил руку мне на плечо:

— Что Навь отняла, то не отдаст…

«У Нави отняла…» — всплыл вдруг в памяти испуганно-восхищенный голос одного из витязей. Я скрипнула зубами. — «Раз я с тобой поспорила и снова поспорю! Визуализация желаний, говорите?..».

Я резко обняла Илью. Тот пошатнулся, но на ногах устоял. И даже обнял меня в ответ.

— Любушка, — огладил шею его едва слышный шепот. — Отпусти меня. На что я тебе? Теперь-то…

— На то, чтобы тебя видеть, а других потерять, — так же тихо отозвалась я. — И чтобы на всем белом свете только меня видел. Чтобы дом большой для меня поставил. Чтобы детишки наши во дворе бегали. А я бы тебя на крыльце поджидала. Жизнь твою хочу. А взамен свою отдам…

А вокруг нас уже искрился яркими молниями ослепительно-белый кокон силы. Откуда-то издалека донесся панический вопль Яги:

— Остановись! Стой, дура-девка! Дар сожжёшь! Человеком станешь! Домой никогда вернуться не сможешь!

«Можно подумать, мне нужен этот ваш дар, — невольно усмехнулась я, всем телом прижимаясь к любимому. — А домой… Мой дом рядом с ним!».

В тот момент я осознала это как нельзя более чётко и ясно. Даже удивилась, как могла не понять сразу. Бабки ещё что-то кричали. Визжала Янка. Но внешний шум тонул в треске окружавшего нас с Ильей искристого кокона. Я просила, нет, требовала вернуть то, что принадлежало мне, всё усиливая напор. С какого-то момента стало казаться, что я пытаюсь прорваться сквозь море битого стекла. В области солнечного сплетения разгорался локальный армагеддон, грозящий сжечь меня дотла. Но я каким-то даже не шестым, а тридцать шестым чувством понимала, что на верном пути. И только от меня зависит, удастся ли пройти его до конца.

А потом в груди взорвалось маленькое солнце. «Люблю тебя», — мелькнула на осколках сознания последняя связная мысль, и всё поглотила тьма.

Яна

Закусив губу, я смотрела, как они уходят. В груди чёрной змеей свернулась зависть. Почему одним всё, а другим…

— Ну, хватит, — сбила плавное течение моих мыслей Яга. — Давай обратно. Надо яблочко наливное зачаровать для тарелочки. Да и обереги обновить не помешает: потрепала их Марья, чтоб ей ни дна ни покрышки.

Скрипнув зубами, я бросила взгляд в спины ненавистной парочке и развернулась в сторону избушки. «Проклятые счастливчики!». Они шли, склонив головы друг к другу, словно стали одним целым за эти несколько часов. Илья обнимал её за плечи, а Васька вилась вокруг него как лоза. Ну просто эталон любви и взаимопонимания!

— Янка! Шевелись уже, дура-девка! Дел невпроворот, — напомнила о себе Яга.

Подавив рвущийся с языка мат, я ускорила шаг. Теперь бабка с меня живой не слезет. А ведь я уже успела поверить, что отпуск может стать бессрочным. Терем поставить где-нибудь поближе к тёплому морю. Постепенно можно было бы и кое-какие блага цивилизации сообразить: клозет там тёплый, душ нормальный. Но нет! Идиотка-сестра умудрилась не только своему мужику молодость вернуть, но и дар свой намертво пережечь! Сколько я ни вглядывалась, даже искры волшебной вокруг неё не заметила. А ведь когда она только на тутошней поляне появилась, искрила как рождественская елка. Бессребреница треклятая!