Алёна Волгина - Чайка с острова Мираколо

Открыв крышку ларца, я аккуратно положила письмо поверх драгоценных флаконов из цветного стекла. Гладкие стеклянные бока загадочно мерцали в глубине. В сотый раз я задумалась: почему вдруг Ассунта решила отдать мне ларец? Мы с ней даже не попрощались толком… Кажется, в нашу последнюю встречу она вообще меня не узнала – назвала Мелиной… Нет, она сказала «мела». Перед моими глазами снова встало измученное, восковое лицо на бледных простынях, пропахших лекарствами и болезнью. Это тяжелое воспоминание я увезу из Венетты – в наказание за свою самонадеянность.

Пока я заново переживала эту сцену, мои пальцы безучастно гладили выпуклые фигурки птиц, вырезанных на боках шкатулки. Сидя на ветках гранатового дерева, птицы клевали его плоды. Между прочим, «мела» на старом языке означало «яблоко». Ларец выглядел древним. Такие шкатулки часто использовали для хранения семейных секретов. А вдруг…?

Затеплив свечу, я с пристрастием принялась изучать ларец. Вынула все флаконы, простучала дно. Ничего не нашла, но мне показалось, что внутренность сундучка была менее вместительной, чем его наружние размеры. Значит, в нижней части должно быть еще одно отделение!

Если бы не подсказка Ассунты, я его ни за что бы не нашла, так хитро оно было спрятано среди узоров! Осмотрев и прощупав все фигурки, вырезанные на боках, я случайно вдвинула гранатовое яблоко в клюв сидящей рядом птицы и – щелк! – нижняя часть шкатулки, которую я считала единым целым, вдруг выдвинулась вперед. В глубине узкого ящичка что-то белело. Дрожащими руками я схватила и распечатала письмо. Оно было адресовано Джулии.

«Милая моя девочка, жаль, что не могу тебя утешить хорошими новостями касательно нашего дела…»

Этот мелкий бисерный почерк был мне знаком. Он принадлежал Беатрисе Граначчи. Джулия иногда зачитывала вслух отрывки из ее писем, приходивших в монастырь каждую неделю. Слушая ее, я мысленно улыбалась, радуясь за подругу. Их отношения с матерью казались мне удивительными, полными веселой ласковости, теплоты и доверия. Их омрачало только одно обстоятельство: сватовство Энрике Арсаго и настойчивость его отца.

«…поскольку граф продолжает упорствовать в своем желании видеть тебя своей невесткой, я готова благословить тебя на поступок, который при других условиях сочла бы неприемлемым. Но прошу тебя, милая дочь, воздержись от опрометчивых шагов хотя бы до моего следующего письма! Надеюсь, я все же смогу уладить дело. Завтра я собираюсь встретиться с…»

Очевидно, Беатриса всеми силами старалась избавить дочь от ненавистного брака. Вот только отправить это письмо она не успела. Встреча, о которой здесь говорилось, закончилась для нее трагически.

Потерев ладонями горевшие от усталости глаза, я попыталась собраться с мыслями. Вероятно, Ассунта нашла это письмо в бумагах донны Беатрисы, разбирая вещи после ее смерти. Когда я приехала в Венетту, тетка не отдала его мне, так как подозревала во мне самозванку. Почему она в конце концов изменила решение, читала ли она письмо, заподозрила ли убийцу – этого я уже не узнаю… Может быть, познакомившись с домом Арсаго поближе, она согласилась, что выдать Джулию за Энрике означало принести ее в жертву? Может быть, сочувствие ко мне (или к племяннице) перевесило в ее душе те выгоды, которые семейство Граначчи получило бы от этого брака?

Я могла лишь предполагать. Но главное – теперь я знала, с кем виделась донна Граначчи накануне своей внезапной смерти. Вскочив, я с отвращением отшвырнула письмо. Она встретила его, как дорогого гостя – а он в ответ поднес бедной женщине бокал с ядом! Потому что она, видите ли, мешала его планам!

Я тяжело оперлась на оконницу, прижавшись щекой к мягкой бархатной портьере. Гнев тяжелыми толчками бился в груди. Если бы я могла отомстить! Вызвать сюда всех живущих-под-волнами, тех, кого боятся даже помянуть в разговоре, кто отравляет сны тяжелыми видениями, заставляя сердце замирать от беспомощности и ужаса… О, я могла бы до краев наполнить этот дом страхом! Снова, как вчерашней ночью, у меня закололо ладони. Луна, настороженно следившая за мной совиным взглядом, вдруг потемнела, наливаясь угрожающей краснотой. Было слышно, как вдалеке в нетерпении бьется море. Сегодня самая подходящая ночь, чтобы открыть ему дорогу в город!

«Месть – это опасное оружие, которым невозможно управлять, – строго напомнила я себе. – И оно больнее всего бьет по тем, кто ни в чем не повинен!». Я подумала о Маттео, дежурившем сейчас на причале, об Алессандро, Бьянке и Инес, спящих в своих постелях, – и решимость моя увяла.

Джулия всегда говорила: если что-то задумала – делай сразу. Долгие размышления способны подточить любой замысел, как морская вода точит каменные стены…

Так и не решившись обратиться к морю, я внезапно сама почувствовала зов. Ощущение чужого присутствия было звонким и отчетливым, как ясный звук колокола на рассвете. Замерев от неожиданности, я вся обратилась в слух. Между прочим, вчера, перед возвращением Рикардо, тоже кто-то торчал под нашими стенами! Кого там носит? Может, Скарпа пришел требовать долг? Но больше всего меня поразило, что неизвестный пытался позвать меня по имени! Моему настоящему имени, данному при рождении, которое здесь, в Венетте, не знал никто! «Я здесь», – осторожно откликнулась я, как умеют кьямати . В тот же миг где-то в глубине дома раздался предостерегающий крик.

***

От резкого вопля, раздавшегося в ночи, я едва не вывалилась из окна. Что случилось? Пожар? Горим? Метнувшись к двери, я прижалась к ней ухом, но услышала только скрип полов в соседней комнате. Наверное, там тоже кто-то проснулся. Нужно выйти посмотреть, что случилось. В коридоре было темно, хоть глаз выколи. Крики доносились с другой стороны дома.

– Джулия? – послышался шепот.

Я мгновенно прижалась спиной к стене, выставив перед собой свой кинжальчик. Пусть смехотворное, но все же оружие!

– Кто-то проник в дом. Будьте у себя и никого не впускайте.

Чтоб ему лопнуть, он меня до смерти напугал! Постепенно привыкая к темноте, я могла различить только светлое пятно рубашки и блеснувшие на миг белки глаз, но этот уверенный хрипловатый голос узнала бы из тысячи. Это был Алессандро. Светлое пятно скользнуло в сторону лестницы и растаяло в темноте. Навострив уши, я расслышала слабый шорох, с которым меч выходит из ножен.

Мне ужасно хотелось позвать Пульчино, чтобы непроглядная темнота обрела, наконец, контрастность, чтобы снова почувствовать себя сильной! Не такой беспомощной и одинокой, как сейчас. Но сегодня наступила особая ночь, когда магии было лучше не касаться. Я хорошо запомнила то ощущение, когда дремавшее во мне мирное волшебство вдруг обернулось кровожадным хищником, готовым убить всех вокруг.