Алёна Волгина - Коза дракону не подруга

– Это была бы нечестная сделка, – ответил он наконец, изогнув губы в насмешливой улыбке. – Ты уже знаешь, кто похититель.

– Я?!

– Просто ты не можешь в это поверить, – соизволил пояснить зловредный сид. – Но ты знаешь.

Всю дорогу до Гросвен-стрит я пыталась переварить это известие, представляя на месте преступника разных людей. Нет, это невозможно! Когда лошади остановились, Лайбстер вежливо помог мне спуститься.

– Знаете, Королева тоже предлагала мне остаться с ней, – призналась я неожиданно для себя самой. Все, что случилось на Авалоне, до сих пор казалось нереальным, горячечным порождением моей фантазии. Если бы не камень, полученный в подарок, я решила бы, что мне приснился слишком яркий сон.

– О, Мейвел умеет убеждать. Будь осторожна, маленькая стрекоза. Если ты поддашься ей, станешь таким же слепым орудием в ее руках, как и твой отец.

– Вы знали моего отца?!

Лайбстер, криво усмехнувшись, отступил на шаг… и внезапно исчез. Карета тронулась с места, будто не случилось ничего необычного. Вскоре стук копыт затих вдали. Я в бессильной ярости стукнула себя кулаком по ладони. Будь прокляты эти сиды, с их высокомерием, склонностью к утонченным издевательствам и изящным жестам! Наверняка Лайбстер заранее все продумал: и эффектный уход, и последнюю фразу, которую он метнул в меня, как отравленный дротик. Очень хотелось кого-нибудь пнуть, но, сдается мне, сегодня я и так достаточно поразила городскую публику. Чуть не угробила беднягу Оливера, разорила трактирщика, лорда Фонтероя опять подвела под монастырь… Еле передвигая ноги, я расстроенно поплелась к двери.

– Чудесный вечер, мадам, – как всегда, приветствовал меня Батлер, ни словом не обмолвившись насчет моего хмурого лица и неприглядного внешнего вида. – Позвольте ваш плащ?

Моя грязная накидка, пропитавшаяся запахом гари и спирта, не годилась даже на то, чтобы постелить ее здесь вместо коврика.

– Я, пожалуй, разденусь наверху, – сказала я, проглотив комок в горле.

– Как вам угодно. Я попрошу Агату, чтобы она принесла вам горячего чаю.

– Спасибо. И, пожалуйста, господин Батлер… простите меня.

Было горько и стыдно. Я поняла, что если еще хоть на минуту задержусь здесь, то разревусь, как последняя идиотка. Глотая слезы, я через три ступеньки бросилась наверх.

Весь следующий день я не могла найти себе места. Я послушно оставалась дома, как велел Мериваль, но тишина и безмолвие пустых комнат меня угнетали. В окна заглядывало подслеповатое, не греющее декабрьское солнце. В саду среди ветвей маячили фигуры двух соглядатаев. Интересно, кого они подстерегали: меня или Фонтероя?

Утром я выскочила из дома только за газетами, не дожидаясь, пока это сделает Батлер. От броских заголовков похолодели ладони: «Беспорядки на Дорсет-стрит!», «Лорд-Дракон на стороне бунтовщиков!» Поговаривали даже об аресте и заключении в Холодный дом. Когда Батлер принес кофе, он застал меня, сидевшую с потерянным видом над желтоватыми листами. Дворецкий успокаивающе заметил:

– Не переживайте так. Все давно привыкли, что в газетах нет ни слова правды. «Горлодеры» готовы тиснуть любую чушь между объявлениями о петушиных боях и пропаже собаки, зная, что им все равно не поверят. Такой товар, как правда, слишком плохо продается в Эшентауне, поэтому для газет куда важнее крик и суета…

Все так, но сообщение об аресте целый день не выходило у меня из головы. Теперь я ждала Мериваля с еще большим нетерпением. Чтобы скрасить уныло тянувшиеся часы, я написала письмо Селине, приложив к нему расписку Меллинга и двести фунтов, затем отослала все это на Квендич-сквер. Поэт и его невеста могли больше не бояться Скрупа, и я надеялась, что им хватит решимости отстоять свое счастье. Теперь все было в их руках.

От письма меня отвлекла миссис Бонс, готовившая тесто для рождественского пудинга. По обычаю, каждый из домашних должен был помешать тесто и загадать желание. Батлер с Агатой наотрез отказались украшать опустевший дом пучками остролиста и веточками омелы, но уж пудинг, по мнению миссис Бонс, должен быть обязательно, иначе весь следующий год, того и гляди, получится несчастливым!

Мы все послушно столпились в тесной, жарко натопленной кухне, чтобы по очереди помешать тесто, важно всходившее в огромной кадушке. Я зажмурилась и горячо пожелала, чтобы у Кеннета все сложилось благополучно и никто – ни солдаты, ни дракон, ни манерная Кларисса – никогда не смог бы поймать его в ловушку. В кухне вкусно пахло масляным печеньем и ванилью. Над кадушкой мы нечаянно соприкоснулись руками с Агатой, и обе смутились. С того дня, когда Нед неудачно сделал ей предложение, мы почти не разговаривали. Агата явно меня избегала. Наверное, чувствовала себя неловко, ведь Нед был моим напарником, фактически «братом по службе».

– По правилам-то настоящий пудинг следует готовить за три недели до Рождества, чтобы дать ему отстояться, – добродушно ворчала миссис Бонс. – Так всегда было. Но где уж тут возиться с тестом, когда у нас то грабеж, то душегубство – сплошные страсти, прости господи! А в тесто мы всегда подмешивали разные мелочи: колечко, пуговку или еще что-нибудь. Кому за столом достанется серебряная холостяцкая пуговица, тот, глядишь, останется холостяком. Кому колечко – выйдет замуж, кому наперсток – будет старой девой…

– …А у кого-то это и без наперстка на лбу написано, – грубовато перебила Агата. – Простите, миссис Бонс. Я лучше пойду, у меня еще глажки полно.

Она обняла маленькую растерянную повариху, замершую с большой ложкой в руке, поцеловала ее в макушку и стремительно вышла. Вот и пойми ее попробуй. Бедный Нед!

Старания миссис Бонс напомнили мне, что через несколько дней наступит Рождество, а сегодня по календарю праздник Йоль, ночь солнцеворота. Самая длинная ночь в году, исполненная особой силы, когда наш мир соприкасается с запретным миром духов и волшебства. Интересно, не пожелает ли королева Мейвел заглянуть к нам в гости?

Я совсем извелась от ожидания, когда Мериваль все-таки явился. Город уже погрузился в сумерки; в библиотеке, куда Батлер проводил важного гостя, разожгли камин. В полутемном холле мягко горели светильники. Я так торопилась, что чуть не свернула ногу на лестнице. «Не очень-то он спешил! – думала с неприязнью. – Поди, нарочно не приходил, выдержал паузу, чтобы я как следует прочувствовала свою вину!»

Однако стоило мне увидеть осунувшееся, посеревшее лицо лорда Мериваля, как все обвинения вылетели у меня из головы. Он сидел, сгорбившись, перед камином, и весь его облик говорил о крайней усталости. Волосы обвисли влажными сосульками, сюртук под пальто измялся, галстук имел жалкий вид… В нормальном состоянии Мериваль ни за что не потерпел бы таких прегрешений в одежде!