Ольга Валентеева - Проклятие лилий

— Благодарю за беспокойство, — кивнула я. — Но я ожидала, что с вами прибудет мой супруг.

— Он с нами, — ответил мужчина. — Но, видите ли, дэй Вейс болен…

Я его уже не слушала. Прорвалась сквозь ряды стражи к экипажам, на которых они приехали: в одном было пусто, а во втором… Наверное, в эту минуту я поняла, что если бы брат оказался рядом, то он последовал бы за Илвертом Первым. Получил бы кинжал в сердце, а я сплясала бы на его могиле, потому что Ник ничем не напоминал живого человека, кроме прерывистого дыхания, которое, казалось, прервется в любой момент. Его лицо было одним сплошным кровоподтеком. Уверена, и тело не лучше, но я не видела из-за грязной рубашки. Волосы спутались так, что непонятно, какого они цвета. Ник был без сознания, и только грудь резко, неритмично вздымалась, давая понять — надежда есть, а Осмонд умрет чуть позднее.

— Перенесите его в дом.

Голос Эмми вернул меня к действительности. Она приказывала не страже, а своим людям, а сама Амелинда решительно взяла меня за руку и потащила за собой. Я попыталась вырваться, но держала она крепко.

— Бранда, послушай меня, — сказала целительница, почти зашвырнув обратно в особняк. — Сейчас ты ничем не поможешь Нику, только помешаешь. Более того, в твоем положении я запрещаю тебе даже приближаться к нему. Если хочешь, чтобы твой муж остался жив, то не отвлекаешь меня, а поднимаешься в отведенную тебе спальню, умываешься и ложишься. Ты меня услышала?

— Да, — сквозь зубы ответила я.

— Тогда иди. Все будет хорошо, я обещаю. Как только смогу сказать что-то конкретное, загляну, но это будет нескоро. Думаю, ты успеешь выспаться.

Я понимала: не стоит мешать целителю, когда он работает, поэтому не стала спорить и поднялась вверх по лестнице, прошла в комнату, упала на кровать и разрыдалась. Я плакала долго, пока хватало сил. Слышно было, как по дому ходят чужие люди, видимо, выискивают магические конверты. Один из них я успела припрятать на крайний случай — написать сыну, что мы в порядке, ведь Илверт тоже места себе не находит. Но его час придет потом, когда солдаты разойдутся по постам, а я буду точно знать, что с Ником. Пока же лежала, едва дыша, и прислушивалась, как дом постепенно снова погружается в тишину. Ники, почему все так? Чем мы это заслужили? За эти пятнадцать лет ни я, ни муж никому не сделали дурного. И если бы Илверту не понадобился трон… Но поздно сокрушаться.

Постепенно меня окутала странная дрема. Я все еще не спала и в то же время плыла где-то на грани сна и яви, слышала отдельные звуки, готовая в любую минуту вскочить с кровати и полететь к мужу, а Эмми не приходила. Который час? Подумала — и снова уплыла в полусон. А в итоге даже не услышала, когда открылась дверь комнаты, проснулась только от звука шагов.

Эмми стояла у моей кровати: бледная, измученная.

— Что? — Я кинулась к ней. — Не молчи, умоляю!

— Успокойся. — Амелинда устало убрала волосы со лба. — Ник жив. Я стабилизировала его состояние, и, если стихии будут милостивы к нам, я его вытащу. Но сказать что-то определенное не могу, прости. Слишком много повреждений — и слишком долго он не получал помощи. Некоторые раны загноились, но я остановила заражение. А теперь мне надо отдохнуть. Побудешь с ним?

Кажется, я бросилась к двери раньше, чем Амелинда договорила, и только в коридоре растерялась. А куда мне идти?

— На первый этаж, — послышался голос Амелинды. — Я провожу тебя, только умоляю, смотри под ноги: вылечить еще и тебя я не смогу.

И я смотрела. Шла медленно, даже спокойно вошла в указанную комнату — и зарыдала, как только увидела Ника. Бинты, бинты, сплошные бинты и повязки, пропитанные мазями. Острый запах трав и снадобий, а еще — крови. На миг замутило, но я взяла себя в руки. Нет уж! Беременность — не болезнь. Тем более у меня уже трое детей, не в первый раз.

Я придвинула к кровати стул, присела и накрыла худющую ладонь Ника своей рукой. Ничего, мы справимся. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. И Ник справится, и Илверт, и мои девочки. У нас нет другого выбора.

— Если вдруг ему станет хуже, буди, — потребовала Амелинда. — И если придет в себя — тоже, но я думаю, это случится не скоро.

— Хорошо. Спасибо тебе.

— Пока не за что.

И Эмми скрылась за дверью, а я осталась с Ником. Он дышал ровнее. Прикоснулась к его лбу: жара почти не было. Сколько часов проработала Эмми? Уже давно стемнело. Значит, не меньше пяти. Я осторожно коснулась губами руки мужа.

— Не беспокойся, любовь моя, — зашептала ему. — Я здесь, рядом и уничтожу каждого, кто посмеет стоять у нас на пути. Ты только выздоравливай, хорошо? Только выздоравливай.

Слезы снова покатились градом. Я плакала беззвучно, бесшумно, чтобы ничем не потревожить покой любимого. Он обязательно выздоровеет, потому что иначе не может и быть. А Осмонд заплатит, как только я перестану дрожать за жизнь мужа. Думает, посадил меня на поводок? Не тут-то было! Я никогда больше не подчинюсь.

Погладила искалеченные пальцы Ника. Хотелось рвать на себе волосы, но я только сидела, сжимала его руку и следила за дыханием: вдох, выдох, вдох, выдох. Казалось, если за выдохом не последует вдоха, я тут же умру, но Ник дышал, и я жила. А посреди ночи Эмми снова выгнала меня, приказав ложиться спать, чтобы утром поменяться. Я покорно послушалась, поднялась на второй этаж, достала припрятанный листок и написала Илверту:

«Сынок, Ник со мной. Он очень болен, но, я надеюсь, поправится. Не верь ничему, что услышишь из Изельгарда. И не думай ни о чем, пока не достигнешь своей цели. Люблю тебя, мама».

Это все, на что хватило места, но и этого достаточно. Заклинание заработало, листок исчез, а я легла и долго таращилась в потолок, прежде чем все-таки сумела уснуть.

Илверт

Письмо от матери вселило в меня надежду. Ник рядом с ней! И есть шанс, что он останется жив. Я уверен, мама сделает все, чтобы Ник выздоровел. Вот только получается, теперь и она в руках Осмонда. И как теперь поступить? Ждать еще одного письма от доброго дядюшки, в котором тот намекнет, что убьет мою маму? Я потер гудящий лоб. Все стало слишком сложным. В Самарине все еще царила неразбериха, но после моей речи на площади войско пополнилось живыми людьми. Они шли и шли. Для них надо было пошить форму, так как теперь они — регулярная армия Литонии, а не голодранцы. Им следовало платить жалованье, чтобы они смогли прокормить семьи. А с чего платить? Я приказал продать некоторые ценности из дворца и украшения из оскудевшей сокровищницы, но кто готов был их купить? Война? Нет, сплошная торговля. А впереди еще такой долгий путь! Я решил задержаться в столице ровно на неделю. Этого срока должно хватить, чтобы навести мало-мальский порядок.