Анна Бэнкс - Посейдон

Было бы лучше, чтобы у сна был настоящий конец — было ужасно видеть это снова и снова, но он длился не долго, и когда я просыпалась, то знала, что Хлоя мертва. После других вариантов снов я просыпаюсь и думаю, что она еще жива. И тогда я каждый раз теряю ее вновь и вновь.

Только покалывание никогда не появляется в моих снах. Я практически забыла о нем. И вот оно проявилось сейчас и я краснею. Сильно.

Гален бросает на меня вопросительный взгляд, и впервые с тех пор, как он сел, я замечаю его глаза. Они голубые. Не фиолетовые, как мои, не такие, как были тогда, на пляже. Или я ошиблась? Я могла бы поклясться, что Хлоя сделала замечание относительно его глаз. Но мое подсознание могло просто выдумать это, как изобретает другие варианты того дня. Одно осталось неизменным: привычка Галена пристально смотреть на меня. Или то, что он заставляет меня краснеть.

Я поворачиваюсь вперед к столу, складываю руки на столешнице и направляю взгляд на мистера Пиннера. Он говорит:

— Хорошо, мистер Форца, не забудьте, где вы сидите, так как это ваше место до следующей недели, — он подает лист с правилами Галену.

— Я больше не буду, спасибо, — отвечает ему Гален. Несколько человек хихикают за нами. Поздравляю. У Галена появился клуб поклонников.

Когда мистер Пиннер говорит о… ну, хорошо, я не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит. Все, что я знаю, это то, что покалывание уступает место другому, огню. Как если бы поток вулканической лавы протекал между моим столом и Галена.

— Мисс Макинтош? — обращается мистер Пиннер. И если я могу правильно вспомнить, мисс Макинтош — это я.

— Э-э, простите? — выдавливаю я.

— Титаник, мисс Макинтош, — повторяет он раздраженным голосом. — Вы можете сказать, когда он пошел ко дну?

Омойбог, да. Я была по-настоящему одержима Титаником целых шесть месяцев, после того как мы проходили его в прошлом году. В прошлом году, пока у меня не возник спор с историей, относительно времени.

— Пятнадцатое апреля, тысяча девятьсот двенадцатый.

Мистер Пиннер мгновенно становится довольным. Его тонкие губы расплываются в улыбке, что делает его похожим на беззубого, из-за сильно больших десен.

— Ах, у нас есть любительница истории. Очень приятно мисс Макинтош.

Раздается звонок. Уже звонок? Мы уже провели пятьдесят минут в этом классе?

— Помните, что надо изучить лист с правилами. Засыпайте с ним, обедайте вместе, берите его в кино. Только так вы сможете выдержать мой курс, — мистер Пиннер пытается перекричать шум учеников, когда они стремятся к двери.

Я позволяю Галену выйти первым, открываю рюкзак и кладу в него блокнот, делая вид, что долго затягиваю ремни. Он не двигается. Ладно. Я встаю, хватаю свои вещи и проскальзываю мимо него. Поток электричества проскальзывает по моему запястью, когда он хватает меня, заставляя вздрогнуть от его прикосновения.

— Эмма, подожди.

Он помнит мое имя. А это значит, он помнит то, как я врезалась в его голую грудь. Жаль, что я не напудрилась сегодня утром, это смогло бы хоть немного скрыть мой румянец, появившийся на щеках.

— Привет, — отвечаю я. — Не думала, что ты меня помнишь, — я замечаю, как несколько взглядов студентов, выходящих из аудитории, обращаются к нам, а парочка его поклонниц уже выстроились в очередь, чтобы заговорить с ним. — Добро пожаловать в Миддл Поинт, но наверное, тебе пора в класс, так что увидимся позже.

Он сжимает руку сильнее, когда я пытаюсь отстраниться.

— Подожди.

Я смотрю вниз, туда, где он держит меня.

— Да? — отвечаю я.

Он поворачивается к своему столу и поправляет рукой черные волосы. Я помню, что Гален не любитель светских бесед. Наконец, он смотрит вверх. Неужели уверенность вновь появилась в его глазах?

— Не могла бы ты помочь мне найти следующую аудиторию?

— Конечно. Это очень просто. Тут всего лишь три коридора. Сотый, двухсотый и трехсотый. Позволь мне взглянуть на твое расписание, — он достает его из своего кармана и протягивает мне. Разворачивая его, я говорю. — Твоя следующая аудитория сто двадцать третья. Это значит, что она в сотом коридоре.

— Но ты можешь показать мне, где это?

Я проверяю свое расписание, чтобы посмотреть, куда я должна идти. Причем я не сомневаюсь, что буду сопровождать его до сто двадцать третьей аудитории, даже если мне нужно идти на следующий урок в противоположном направлении. Мне повезло, мой следующий урок, английская литература, тоже в сто двадцать третьем кабинете.

— Э, вообще-то, следующий урок у нас вместе, — объясняю я ему, извиняясь. Он следует за мной к двери и подстраивается к моему, несколько более медленному, темпу. Между тем я просматриваю наши расписания, чтобы узнать, на скольких занятиях он еще должен выносить мое неуклюжее общество, и на скольких занятиях мне еще придется краснеть. Ответ прост: на всех. Я стону. Громко.

— Что? — спрашивает он. — Что-то не так?

— Хм, просто… выглядит так, как будто бы у нас одно и тоже расписание. Семь занятий вместе.

— Это проблема?

Да.

— Нет. Я имею в виду для меня нет, но… я только подумала, что, возможно, ты не хотел бы находиться постоянно рядом со мной после того, что произошло тогда на пляже.

Он останавливается и тянет меня из потока учеников к ряду шкафчиков. Это движение настолько близкое, что привлекает внимание других. Разбросанные остатки его фанклуба шатаются поблизости и ждут, что я устранюсь и предоставлю им поле для игры.

— Вероятно, нам стоит пойти в более уединенное место, чтобы поговорить, — говорит он тихо и наклоняется ко мне. Он многозначительно осматривается вокруг.

— Уединенное? — пищу я.

Он кивает.

— Я рад, что ты начала с этого. Я не был уверен, как я должен сообщить тебе об этом, но теперь все проще для нас обоих, ты так не думаешь? И если ты будешь продолжать идти на контакт, я смогу смягчить для тебя обстоятельства.

Я тяжело глотаю.

— Смягчающие обстоятельства?

— Да, Эмма. Ты, конечно, понимаешь, что я мог бы арестовать тебя прямо сейчас. Ты ведь понимаешь это, верно?

О мой бог, он проделал весь этот длинный путь, чтобы получить компенсацию за физические повреждения? Он предъявит иск моей семье? Мне уже восемнадцать. Меня можно законно обвинить. Жар в моих щеках — частичный результат от «Убей меня лучше всего прямо сейчас» и частично от «Где лежит нож, когда он так тебе нужен».

— Но это вышло случайно! — шиплю я.

— Случайно? Ты, пожалуй, разыгрываешь меня, — он потирает переносицу.

— Нет, я не собираюсь тебя разыгрывать. Почему я должна была намеренно тебя толкать? Я даже не знаю тебя! И кроме того, откуда я знаю, что это не ты врезался в меня, а? — идея ужасна, но она допускает благоразумные сомнения. По его лицу я могу прочитать, что он и не подумал об этом.