Джейд Дэвлин - Злата. Медвежья сказка

Вскарабкалась и по недавно усвоенной привычке начала вылизывать мор… в смысле, лицо Гринча. То ли ему уже просто пора было очнуться, то ли влажный и шершавый язык мелкой подействовал наконец, но белобрысый выпендрежник открыл глаза.

К чести его надо отметить, что он не заорал. Только захрипел чего-то тихонько. Ну… они так энергично с детенкой вошкались на моем объемном пузе, что я тоже проснулась и именно в этот момент сладко зевнула.

Я понимаю, понимаю, отчего он опять потерял сознание. Раненый, ушибленный, только веки расклеил — на тебе, прямо перед носом алая звериная пасть с вот такенными зубами.

Но всё равно… как-то немного обидно.

Бережно стряхнув вновь бесчувственное тело на сухой глинистый пол, я внимательно обнюхала его голову — ну… сырыми мозгами не пахнет. Рана покрылась коркой, кровь больше не идет. Раз уже один раз вынырнул из обморока — значит, и второй раз придет в себя. Надо его перевернуть на спину и обследовать другие ранения, а то он с меня скатился не слишком удачно — попой вверх, носом в пол, и…

Э… э-э-э-э-э…

Сейчас, когда он лежал в такой позе, я вдруг заметила нечто, чего не видела раньше, пока таскала бесчувственное тело и даже раздевала-купала. Занята была, не обратила внимания.

На гладкой мускулистой спине, прямо между лопаток, красовалась татуировка. Здоровенная медвежья оскаленная морда, прямо как моя — я ее в отражении речном видела. Эта морда, значит, оскалилась, а от нее вниз, вдоль позвоночника, шли какие-то письмена, скрываясь под поясом брюк.

На мгновение мне захотелось оттянуть на Гринче штаны и заглянуть туда… на задницу его. Вдруг там разгадка, что означают эти смутно знакомые закорючки?

А потом меня догнало мыслью и я застыла.

Вчера в кампусе была прощальная вечеринка. Пенная. И я точно видела, что на выплясывавшем в кругу университетских красоток блондине никаких татуировок не было!

Это… это…

Так. Может, между ударом водным мотоциклом по голове и вселением в медведицу прошло гораздо больше времени, чем я думала?

Вряд ли. Время года то же самое, конец мая — начало июня, это я и мишкиной частью чуяла, и человеческой головой осознавала. Не мог же целый год пройти!

И потом, странное совпадение — если все же прошел год, то как Гринч с новой татуировкой оказался в том же самом месте, где я возродилась в медведице?

Хотя о чем я думаю… То, что я в этой самой мохнорылой громиле очутилась, меня уже не удивляет, что ли? Все странно. Все очень странно.

Лучше всего привести недобитка в чувство и спросить у него… э… Да, сначала придется научиться разговаривать медвежьей пастью. Вот что за жизнь, а?

Осторожно перевернув Гринча на спину, я еще раз внимательно всмотрелась в его лицо. Ну вот же родинка его над губой, я еще все время вспоминала старый фильм из детства, про мальчишку-гардемарина и «мушку» под названием «роковая тайна». Значит, все же он? Откуда тогда тату? Уф-ф-ф.

Примерилась и тоже лизнула загадочного всего такого, совсем как суетящаяся рядом мелкая. Только моим языком получилось сразу всю физиономию ему умыть.

Гринч хрюкнул, икнул и открыл глаза.

Я очень хотела сказать ему, чтобы не смел обратно в обморок, но, во-первых, не умела, а во-вторых, не успела. Потому что моя медвежонка радостно подпрыгнула и с воплем «Папа!» ринулась обнимать недобитка за шею… человеческими ручонками.

Вот теперь мне и самой срочно захотелось ненадолго в беспамятство. Полежать, отдохнуть от странностей и прочих… приключений. Но я только грузно осела на хвост и уставилась на обнимающихся людей как баран на новые ворота.

Мама дорогая! Что это было? Я своими глазами видела, как в одно мгновение силуэт моей медвежонки задрожал, поплыл, сделался прозрачным, и изнутри него выпрыгнул человеческий ребенок! Это как? Это… этого не может быть, потому что не может быть никогда?

«Угу, — сказал внутренний голос. — Именно поэтому ты теперь медведица, тебя ничего не напрягает, нет? Или вот тут у тебя бывает, а вот тут — фигу, законы физики включаются?»

Тьфу!

Только раздвоения личности мне теперь не хватало. А ну ша! Уф-ф-ф…

Но вообще-то… вообще-то… если она превратилась… может, и я могу?! Обратно в человека?

Пока я проморгалась от этих мыслей и подобрала челюсть, в пещере произошли изменения. Очнувшийся Гринч тоже успел протереть глаза, закинуть пискнувшего ребенка себе за спину, выкопать откуда-то из плотно утоптанного глинистого пола осколок камня и теперь злобно сверкал на меня глазами, зажав его в кулаке.

Ни фига себе «спасибо» за все мои старания! Кинется и покусает, псих, на голову стукнутый.

Я от обиды даже отвернулась от него и нос сморщила. А этот дурак только еще больше напрягся и на меня зарычал. Утробным таким рыком, каким злые мужики бешенство изображают, прежде чем наброситься с кулаками.

Блин! Я, конечно, его один раз лапой приложу, и он обратно в беспамятство сковырнется, берсерк недобитый, но это что выйдет, я зря его полоскала-таскала-лечила-откачивала?!

Напряжение в пещере можно было резать ножом, воздух уплотнился и дрожал как стеклянный.

— Папа, не трогай маму! — пронзительный детский вопль разбил это напряжение в осколки. Мелкая из-за Гринчевой спины выскользнула ловко и стремительно, как хорек из пластикового контейнера с кормом. Мы оба и моргнуть не успели, а шустрая мелкота — лет пять ей на вид было — проскакала несколько шагов до меня и впечаталась мне в пузо всем телом, обняв обеими руками за мех и мокро всхлипнув куда-то в грудь.

Я оторопела, Гринч тоже замер. А ребенка еще раз всхлипнула, упрямо мотнула головой и, не отпуская меня, обернулась к мужчине:

— Папа! Не трогай маму! Она же твоя жена, ты ее защищать должен! Ты сам так учил!

Вот тут меня накрыло окончательно. Да бли-и-ин! Мало того, что я медведь. Мало того, что Гринч не тот. Мало того, что у меня, оказывается, есть дочь — то ли мишка, то ли человек. Так я еще и замужем за этим идиотом!!!

— Голди? — хриплым шепотом переспросил Гринч, грузно осел на глинистый пол, выронил свой каменный огрызок и закрыл лицо руками.

А я недовольно взрыкнула, потому что опять, черт возьми, ничего не поняла. Если это не мой Гринч, то откуда он знает, как меня зовут?!

А, ну да, мы же женаты. Типа. Но бли-и-ин! Меня вообще-то зовут Злата, Голди — это прозвище, из-за цвета волос и еще из-за того, что одноклассники язык сломали, коверкая мое родное имя.

Так меня называли в школе и потом в колледже, но!

Только чужие. То есть одноклассники, однокурсники, коллеги — те, с кем я всего лишь приятельствовала или была поверхностно знакома. А все, кто по-настоящему был мне близок, прекрасно научились произносить мое русское имя!