Джейд Дэвлин - Дождь в моем сердце (СИ)

Это хорошо, что он парализован, хотя я и надеюсь, что ненадолго. Так… ага, здесь есть сосновая смола, уже хорошо. Жаль, нет воды, но я все равно справлюсь, только балахон стал неприлично короток, все ноги на виду. А мне еще эту орясину к людям тащить. Вон тропинка… по ней и поволоку, куда-нибудь да выведет.

Когда все раны, мелкие и не очень, были более-менее (халтура жуткая, но сейчас и так сойдет) обработаны, я выпрямилась и вытерла пот со лба. Уф-ф-ф… Почему же мне так не везет? Какого из богов я так прогневила, что он посылает мне все это дерь…

И тут я заметила, с какой алчной похотью раненый идиот таращится на мои ноги. Чуть не взвыла с досады — желание удавить скота своими собственными руками нахлынуло так, что аж в глазах потемнело.

Но я же не просто так. Я лекарь. Я сильная. Я владею своими эмоциями, а не они мною. Так что… все равно от балахона одно бесстыдство до колен осталось, еще одна полоска ткани ничего не решит. А глаза этому гаду замотать — хватит!

А теперь подхватить его за плечи, как в обители учили, и неспешно, без резких рывков, к тропе… Ох. Кто его так откормил, свинью такую, на вид вроде не толстый, а тяжелый, как… как...

— А девочка с характером, да? — сказали вдруг у меня за спиной, и белый туман снова хлынул из-под еловых лап, почти мгновенно поглотив и лес вокруг, и… Гойчина, растаявшего прямо у меня в руках. — Вроде бы дурочка всепрощающая, как я сначала подумала, да не совсем.

— Где ты там вообще всепрощение нашла, я не понял, дорогая. Она же злющая, руку протяни — укусит. Ты видела, как она крысариков? Бедные зверюшки.

— И при этом не раздумывая кидается спасать своих врагов, ага. Долг целителя превыше всего, лечить надо всех, даже тех, кто испортил тебе жизнь, но кусать себя всякой швали безнаказанно она не позволяет. Хм… интересное сочетание.

— Ага, она врага сначала вылечит, а потом с чистой совестью придушит где-нибудь в темном углу. Ну, в целом мне такой подход даже нравится. Как она ему шишку в рот пихала, я думал, в горло забьет. По самые… кхм.

— Решительная, довольно неглупая, с принципами. Не размазня. Я считаю, на этот раз мы не промахнулись. Может, и получится…

— Думаешь? В любом случае попробовать стоит. Дай ей каплю знания, и пусть идет. Первое испытание пройдено!

Я так и не поняла, что это были за голоса — один женский, другой мужской. А эта их капля знания обрушилась мне на голову из тумана целым ведром холодной воды, так неожиданно, что я вскрикнула и чуть не захлебнулась. Вода была самая настоящая и леденющая! А я в одном балахоне посреди… нет. Уже не посреди, уже просто перед знакомой дверью, которая открылась сама собой обратно в солнечный двор с терпеливо ждущими зрителями.

— С-с-сволочи, а не боги! — прошипела я хоть и вполголоса, но зато с чувством. — Чтоб вам самим так знание каждый раз на голову выливали, заразы божественные! — Кое-какие знания с волос уже протекли мне в голову, и я уже знала, кто мне так удружил. Но осмыслить все еще не успела.

Пока я отплевывалась, протирала глаза и пыталась хоть как-то отжать волосы, во дворе стояла мертвая тишина. А потом кто-то тихо хихикнул в стороне, и я, повернувшись, поняла, что это оставшийся под деревом изверг едва сдерживает ехидный смех.

Я так живо увидела себя со стороны, словно смотрела в этот момент его глазами. М-да… даже на мокрую курицу и то не тяну, скорее на мокрого цыпленка. Оборванный выше колен балахон, такой широкий, что ножки кажутся тонкими, как соломинки, а ручки торчат палочками, как у огородного пугала. И в довершение картины — волосы обвисли сосульками вдоль лица, оставляя мокрые следы на белой ткани. Красотка.

Только я успела все это осознать, как с десяток воинов в белом рванули к дереву с самыми кровожадными намерениями, это у них прямо поперек лица большими иероглифами было написано. Похоже, они собирались покарать святотатца за неуместный смех надо мной.

А меня такое зло взяло. Да сколько можно?!

— Стоять! — рявкнула я голосом бабушки, когда та была в плохом настроении. У нее даже мухи на лету застывали, помнится. — Он мой! Все остальные руки прочь!

Воины замерли, словно я в них бросила заклинанием оцепенения. Стоп. Чем бросила?! Откуда я такие слова вообще знаю? Ладно, некогда. Потом разберусь.

— Я так и думала, что тебя одарят щедро, — раздался голос Маирис. — Теперь тебе надо хорошо поесть и лечь спать до завтра, чтобы божественные знания впитались. Шадаг! — Она повернулась к дереву, под которым Лильрин уже не сидел, а стоял в обманчиво расслабленной позе готового к драке воителя. Ага, собирался дорого продать свою жизнь, понятно. — Твоя госпожа удостоена чести великого знания и дара. Эта ноша тяжела. Отныне и навек тебе хранить ее тело и душу в покое и безопасности. Иди и отнеси ее в комнату, а потом спустись в кухню и возьми приготовленный обед, чтобы накормить свою госпожу. Живо!

Не знаю, кто больше удивился, я или Лильрин. Но глаза у нас, похоже, стали сначала одинаково круглые, а потом прищуренные. Я еще успела подумать, зачем меня куда-то нести, я что, вещь? Сама прекрасно дойду… Попыталась сделать шаг и чуть не упала носом в каменную кладку двора.

Очнулась я на кровати и сразу почувствовала, что мне как-то не по себе. Пара мгновений ушла на то, чтобы понять: причина в пристальном взгляде, который я ощущала кожей. Даже угадывать не надо было, чтобы уяснить, кто это смотрит.

— За что ты получила эту силу? — спросил сидящий в ногах кровати Лильрин, не отрывая взгляда от моего лица. — Почему именно ты? Я в жизни не встречал никого менее подходящего. Что в тебе такого? Или просто дело в том, что в мире нет справедливости и дары даются тем, кто их не заслуживает?

— Пф-ф-ф… Справедливость? — Злость меня взбодрила, и я села в постели, машинально отметив, что меня переодели из драного балахона в другую одежду — рубашку и штаны, похожие на те, в которых я была в день побега. Интересно, кто переодевал? А также сушил и расчесывал мои волосы? Надеюсь, не Лильрин. — Что ты вообще знаешь о справедливости, золотой мальчик, первый сын и наследник? Тебе самому все досталось за просто так — и дальше падало бы с неба лишь за то, что у тебя есть мужские… признаки. Скажешь, нет?

— Ты! — Кулаки у Лильрина сжались, но он почти мгновенно взял себя в руки и вернул на место маску холодного безразличия. — Что прикажете, госпожа? Мне велено сообщить вам, что после того, как вы проснетесь, вам надлежит принять ванну и поесть. А также, если будете в силах, посетить общую залу. Я обязан вам прислуживать.

— Да век бы тебя не видеть, — искренне сказала я, окончательно сбрасывая одеяло и спуская ноги с кровати. — Почему ты все еще голый? В одном покрывале?