Галина Гончарова - Столичные игры [litres]

– Значит, тайпан. Они есть в Москве – живые?

– Вряд ли, ваше высокопревосходительство. Даже у нас в зоопарке его нет, хотя…

Романов оборвал и этот словесный поток.

Ну не Шуйский же с собой тайпана притащил? Это уж вовсе бред!

Или не бред?

Надо сказать Благовещенскому, пусть дом проверит. А что?

Убивал же какой-то гад с помощью змеи, запускал ее в вентиляцию – и все, отпевай да хорони. Может, и тут нечто подобное планировалось?

Жаль, что Шуйский так быстро помер. Романов не отказался бы его расспросить подробнее.

Шесть человек.

Виктор Николаевич с супругой – в простом платье, приличествующем купеческому званию. Добротное качественное сукно, лучше многих шелков. У жены кольцо и серьги, но очень тонкой работы, понимающему взгляду сразу ясно, что стоит этот гарнитур дороже иного домика. У мужа такие же непривлекательные внешне, но безумно дорогие часы. Для тех, кто разбирается.

Ваня – в светлой пиджачной паре. Петя в наряде мальчика из хорошей семьи – рубашка, бриджи, пиджачок в талию, Нил в матросском костюмчике, Андрейка в кружевах…

Респектабельно.

Но пропуск у них все равно проверили. Мало ли что? Мало ли кто?

В противовес им Александр Благовещенский выглядел так… краше в гроб кладут.

Растрепанные волосы, серое лицо, запавшие глаза…

Прошедшая ночь словно стесала с его лица излишки плоти, заставила осунуться и, как ни странно, помолодеть. Он выглядел совсем бледным и очень грустным.

– Сашенька! – ахнула Александра Александровна.

– Да, мама.

– Что Машенька?

– Без изменений.

– До сих пор? – искренне удивилась Александра Александровна.

– Доктора сами озадачены.

И причем – в лучшую сторону. У Александра создалось впечатление, что к этому времени Маша, по их мнению, уже должна была быть мертва. А она…

Нет, не понять.

– Сашенька, мы пока побудем с ней, – тут же взяла быка за рога Александра Александровна. – А ты пока сходи, переоденься и поешь.

Александр улыбнулся краешком губ.

– Не будешь уговаривать поехать домой?

– Нет, не буду.

– Или поспать?

– Тоже не стану. Переоденься, сынок, приведи себя в порядок и поешь. И приходи. На ночь к тебе приехать?

– Я приеду, – кивнул Ваня.

– А я сейчас останусь, – поддержал его Петя.

Александр посмотрел на ребят и кивнул.

– Ваня, поедешь сюда – захвати перекусить. Больничная еда – жуткая гадость.

– Даже если это личная больница его императорского величества?

– Маша сказала бы, что вензель на клизме не влияет на функциональность, – задумчиво произнес Иван.

Ответом ему стал веселый смех. И это было так… кощунственно!

Мужчины развернулись к смешливому типу и увидели перед собой доктора.

– Интересная дама ваша госпожа Храмова.

– Да, доктор, – процедил Ваня.

Не то чтобы простил, но понял. Что взять с медиков? Они такие, циники, ехиды… Это для родственников больного смерть – трагедия. А для них производственный процесс. Ничего нового, ничего интересного. Случается, причем нередко.

– Вы все к Горской?

– Да, господин…

– Алешин, – представился доктор. – Тимофей Ильич.

– Очень приятно. Виктор Николаевич. Благовещенский, – представился в ответ владелец заводов, газет, пароходов. – Это моя супруга, Александра Александровна, наши племянники – Иван, Петр, Нил, Андрей.

– Кем вы приходитесь больной?

– Несостоявшиеся свекор и свекровь.

– А мы – Машины братья, – представился Ваня. – Это ее сыновья.

– Оба?

– Да.

Доктор пожал плечами.

– Что ж. Всех я вас к больной не пущу, проходите по очереди.

Гости переглянулись – и единогласно вытолкнули вперед Ваню, вручив ему Нила.

– Потом пойдем мы с Андрюшей, – решила Александра Александровна, – Потом Витенька и вы, Петя. Хорошо?

Петя кивнул.

Очередность для него была непринципиальна. Главное – к сестре пустят.

Ваня с ужасом поглядел на сестру.

Как же Маша осунулась… всего сутки, а ее словно вдвое меньше стало. И вся такая белая…

И не дышит почти…

Он уселся рядом с кроватью, поудобнее перехватил Нила.

– Посмотри, малыш. Это твоя мама. Ма-ма…

– Мама, – послушно повторил Нил.

И принялся выворачиваться из рук Ивана.

– Ты куда… эй!

Бесполезно.

Малыш открыл рот – и душевно так зашипел на Ивана.

– Ёжь твою рожь!

Такого Иван не ожидал.

И с ужасом смотрел на происходящие с малышом метаморфозы. Заблестели золотом волосы мальчика, потом чуть поменялось лицо, глаза обзавелись вертикальными зрачками и тоже загорелись золотым светом, во рту откуда не возьмись выдвинулись клыки… Кажется, по шее побежали чешуйки?!

Ваня даже двинуться не смел.

А Нил перебрался на кровать к Маше, обнял мать за шею – и прижался щекой к щеке. И тихо-тихо засвистел.

Или зашипел?

Ваня медленно встал. Подошел к двери в палату и крепко подпер ее спиной. Авось никто не войдет, пока Нил не успокоится.

Малыша, и верно, хватило ненадолго.

Он отцепился от матери, лег рядом, вытянулся – и тут же уснул. И Ваня в ошалении смотрел, как малыш меняется обратно.

Вот исчезли чешуйки, потемнели волосы…

Кто это?!

Или – что это такое?

Ваня едва не сплюнул на пол.

Да что он несет, к-кретин?!

Кто, что…

Это – Нил!

Его племянник, сын его любимой сестренки! На том Ваня стоял, стоять будет, и вообще…

Если кто усомнится, он тому… в нос даст!

Его это кровь. Его семья. Все!

А кто там отец был… а неважно! Синютин он… то есть Горский, но это не совсем важно. Все одно – свой!

Ваня осторожно отошел от двери, на цыпочках, лишь бы не услышали снаружи, поднял Нила на руки – и направился к выходу.

Петя зашел последним.

Виктор Николаевич посмотрел на Машу, покачал головой.

– М-да…

Петя хлюпнул носом.

– Машенька…

На плечо ему легла теплая ладонь.

– Держись, дружок. Не унывай…

– Ага… легко вам говорить. – Петя хлюпнул носом еще раз. И плакать-то не собирался… оно само!

– Нелегко. Но она бы хотела видеть тебя сильным, ты это понимаешь.

– Понимаю…

– Вот и держись.

Петя кивнул и взял Машу за руку.

– Машенька… сестричка, не умирай, пожалуйста… Маша…

Тишина.

Ни звука, ни жеста в ответ…

Петя так и держал Машину руку, когда вернулся Александр. Чуточку посвежевший, переодевшийся, но все равно ужасно усталый и словно бы посеревший. Выцветший…

– Как она?

Петя покачал головой.

– Ничего. Лежит – и все.

Раньше они с Ваней, честно говоря, думали о Благовещенском разное.

Нужен ли он Маше? Нужен ли им такой человек в семью? Может, стоит еще подождать, кого другого приглядеть? Да мало ли что? Мало ли кто? Все же Маша яркая, живая, искренняя, вся горит огнем, а Благовещенский… какой-то он смутный. То ли дождик, то ли снег, то ли любит, то ли нет. Неясно с ним было.