Ольга Ярошинская - Жена для звездного варвара

Мы пристали к берегу примерно через час, и я мысленно поблагодарила рыжего за удачно подобранное время подселения: я успела вжиться в чужое тело и даже преисполниться оптимизмом насчет исхода нашей миссии. Поэтому, когда кони неуклюже выбрались на пологий берег, загребая песок лапами, я не стала дожидаться, пока мэйн Кастор откроет мне дверь, и вышла сама. Обойдя сундуки с приданым Эврики, я спрыгнула на песок, бело-розовый и рыхлый, как ряженка. Очень хотелось разуться и погрузить в него пальцы ног, вспотевшие и затекшие в неудобных тесных туфлях, но, судя по лицу мэйна Кастора, который перевалился через борт лодки и уже спешил ко мне, я и так нарушила местный протокол.

— Эва, веди себя прилично, — зашипел он. — Где твоя шляпка?

Он бубнил что-то еще, но я запрокинула лицо к небу и зажмурилась, наслаждаясь теплом. А потом несколько раз подпрыгнула на месте, взмахнула руками, привыкая к чужому телу и низкой гравитации.

Кони фыркали, лежа на песке. Такие грациозные в воде, на суше они превратились в неповоротливых тюленей. Белые шкуры лоснились на солнце, влажно блестели красные гребни и плавники. Мальчишка-возничий нырнул с лодки, войдя в воду без брызг, и вскоре появился на поверхности. Тряхнув головой, отбросил прилипшие к лицу темные волосы. Мой Кир в этом возрасте сделался совершенно невыносимым и бунтовал против моей опеки с отчаянной яростью. Может, потому, что я так и не сумела заменить собой всю нашу семью. А может, я слишком его ограничивала. Этому мальчику доверили везти невесту и управлять лодкой. Наверное, и Кир требовал признания его взрослым.

Загребая одной рукой и отфыркиваясь, мальчик вышел на берег, таща за собой сетку, блестящую серебристыми рыбьими боками, которая, по-видимому, все это время висела где-то под лодкой. Мальчик ослабил узел на сетке, вынул рыбешку и бросил одной из лошадей. Неожиданно широкая пасть распахнулась и поймала рыбку на лету.

— А можно я? — попросила я, не удержавшись.

Мальчик широко улыбнулся и швырнул рыбину мне. Я ойкнула, поймала ее, но скользкое тельце выскочило из моих непривычно узких ладоней и отлетело прямо в физиономию священника.

— Эва! — возмутился он, потирая щеку, к которой прилипла чешуйка.

— Я нечаянно, — пробормотала я, но от своего желания — покормить инопланетного коня — не отказалась. Подобрав юбки, подошла к мальчику, вынула рыбину за жабры и поднесла к лошадиной морде.

— Не бойтесь, — сказал мальчик. — Они не кусаются.

А я и не боялась. Глаза у лошадей были удивительного лилового оттенка и смотрели на меня внимательно и спокойно. Лошадь аккуратно взяла рыбину из моих рук, шевельнув розовыми губами. Потом быстро подбросила ее и, поймав, заглотила целиком.

— Эва! — громким шепотом произнес священник. — Ты ведешь себя неподобающе.

Будто в подтверждение его слов один из коней — тот, которому рыбы пока что не досталось, — ударил красным хвостом по воде, обдав нас брызгами с головы до ног.

Я взвизгнула от неожиданности и рассмеялась. Вода оказалась теплой и немного солоноватой, и душ получился освежающе приятным, особенно после поездки в тесной каюте.

— Я глубоко разочарован твоим поведением, — сказал священник, вытирая лицо рукавом рясы. Он с подозрением прищурил маслянистые глазки. — Если ты надеешься, что твой жених откажется от свадьбы, то зря. Младший сын капитана Рутгера тоже не жаждет жениться, но ваш брак — залог мира между экипажами.

— Он женится на мне в любом случае, — сказала я и погладила коня, который довольно фыркнул и ткнулся мне в ладонь мордой, пощекотав кожу мягкими розоватыми усиками.

— По-видимому, у тебя нервное перенапряжение, — вздохнул мэйн Кастор.

— Да, — кивнула я.

До одури хотелось раздеться и окунуться в воду целиком, но такое на стресс не спишешь. К тому же по дощатому настилу к нам уже спешили встречающие.

Первое, что бросалось в глаза, — это плохие зубы. Люди улыбались, глядя на меня с приветливым любопытством, переговаривались, а я видела кариес, неправильный прикус, а иногда и темные провалы на месте отсутствующих зубов. Второе — одежда. Оказалось, что все женщины на этой планете носили длинные юбки, едва не волочащиеся по песку. Третье — прически. Мэйн Кастор и двое моих сопровождающих блестели лысинами, а местное население предпочитало косы, причем как женщины, так и мужчины.

Я прикинула — сколько должно было пройти поколений, чтобы все великое наследие человеческой культуры и науки кануло в бездну. Мужчины, скалящие плохие зубы, женщины, с любопытством меня рассматривающие, выглядели землепашцами, рыбаками и воинами, которых я видела на картинках на уроках истории. Но никак не покорителями космоса. Максимум, кого они могли покорить, — это водяную кобылу.

Отжав промокшие от внезапного душа волосы, я оправила юбку и шагнула на помост навстречу двум женщинам, идущим впереди всех.

Одна из них могла бы быть царицей, верховной жрицей или даже офицером космолета. Она несла себя с таким достоинством, будто под ногами были не кривые доски наспех собранного настила, а как минимум красная дорожка к трону. Черная коса с серебряными нитями седины была закручена на макушке в высокую башню, отчего женщина, и без того не обделенная ростом, казалась еще выше. Темные глаза под арками черных бровей смотрели внимательно и серьезно, от ноздрей тонкого носа к уголкам поджатых губ расходились складки морщин. Простое платье глубокого синего цвета обвивало при ходьбе ее длинные ноги.

Ее спутница была полной противоположностью: круглолицая, пухленькая, с двумя пушистыми светлыми косами, перекинутыми на грудь, подчеркнутую вырезом ярко-голубого платья. Кружевные оборки окаймляли и рукава, и вырез, и подол, и даже на носках туфелек, быстро семенящих по настилу, красовались кружевные цветы. Чтобы поспевать за первой дамой, женщине приходилось едва ли не бежать. Щеки ее раскраснелись, на лбу выступили бисеринки пота, но она не сдавалась.

Следом за ними шел мрачный мужчина с коротко стриженной черной бородой и узкой косицей, разделяющей бритую голову пополам. Левая рука его, слишком короткая и туго затянутая тканью, была примотана к груди. Выглядел мужчина бледным и угрюмым, а вот женщина, гордо вышагивающая рядом с ним, могла похвастаться цветущим видом: румяная, с толстой пшеничной косой, перекинутой через плечо, с высокой полной грудью, покачивающейся при каждом шаге над тугим беременным животом. Платье ее было густо расшито серебром, и серые глаза блестели как монеты.

У конца помоста топтались люди, с любопытством разглядывающие и меня, и священника, и наш скудный обоз.

— Ваш отец, достопочтенный капитан Алистер, не прибыл? — спросила пухленькая женщина, не дойдя до нас.