Марина Ли - Гончая

И вечером я снова ложилась спать вся такая мстительно-решительная, а утром просыпалась с желанием рвать зубами подушку и когтями раздирать в клочья казенное имущество.

К счастью, наступил четверг, Доминик произнес свое коронное «да ты радоваться должна, что на тебя хоть у кого-то встало», и тут я окончательно закусила удила. Мало мне было аргументов «за»? Тех самых, которым я с таким трудом и уже из чистого упрямства и природной стыдливости – все же сказывалось воспитание в приюте при монастыре – придумывала опровержения? Мало? Так получи последний, контрольным выстрелом в лоб – на такую рыбу размороженную и не встанет-то ни у кого, разве что у душки и благодетеля Доминика.

О, я прекрасно понимала, для чего он это сказал. Гаденыш надеялся, что я зажмусь, вспомнив обо всех своих послеприютских комплексах неполноценности, и признаю, что да, я дохлая селедка и радоваться должна, раз до меня снизошел золотоволосый бог любви.

Если бы Доминик тогда знал, что его слова окажут на меня прямо противоположный эффект, думаю, он бы язычок-то себе прикусил.

Ах, рыба? Ах, не стоИт? Ах, Комиссия? Меня трясло от злости и обиды, унижения и стыда, но я приняла решение и отказываться от него не собиралась.

Найду подходящего – чтоб не совсем урода – мужика, удостоверюсь, что полноценного «контактирования» у нас с Домиником не состоится ни в близком, ни в далеком будущем (нам в училище не один год на эту тему мозг полоскали, мол, хотите сдėлать себе карьеру – держите трусы на замке, потому что «контакт» измены не терпит), а заодно, раз уж все равно случай подвернется, проверю, что там насчет того, стоИт или не стоИт.

Я ведь не уродка, в конце-то концов, если верить зеркалу, лицом вполне себе миловидная, да и фигура не без округлостей в нужных местах. Вот разве что с волосами природа надо мной подшутила, зачем-то наградив черно-красной полосатостью… Так ведь об этом никто, кроме близняшек, не знал – ну, что волосы у меня не крашеные, а от природы такие. Все думали, что это я себе такое модное колорирование делаю. (Ага, как же! После того как монашки меня десять лет налысо брили, чтобы я не позорила божье место дьявольским цветом волос, я к парикмахерской по доброй воле ближе чем на километр никогда не подойду.) Так что, строго говоря, и в цвете волос были свои плюсы.

И, тем не менее, задавая свой вопрос Рику, толику неуверенности я все же испытывала. Правда, недолго, ровно до тех пор, пока попутчик мне не ответил:

— Не могу отказать даме.

И поцеловал.

С момента как застукала Доминика с его новой невестой и до его визита за ответом примерно сутки назад я тысячу раз представляла, как это будет – целоваться с другим мужчиной, не с тем, которого считала своим будущим мужем. И, надо сказать, так себя накрутила, что в тот миг, когда теплые губы уверенно коснулись моих, смешивая мое взволнованное дыхание с дыханием Рика, на меня нахлынуло такое облегчение, что показалось, я сейчас взлечу под потолок купе и зависну там, будто глупый воздушный шарик, наполненный гелием.

Поцелуй со вкусом виноградного вина и молочного шоколада был мягким; не агрессивным и требовательным, а долгим поцелуем-знакомством, и вслед за облегчением накатила волна какой-то щенячьей, совершенно беспричинной радости. Все казалось легким и правильным, и я не то что забыла – даже не вспомнила обо всех тех мучительных метаниях, через которые мне пришлось пройти, прежде чем оказаться в объятиях своего случайного попутчика.

Рик целовался здорово: умело и со вкусом. Удивительная нежность и нарочитая неторопливость первого поцелуя с другим мужчиной увлекли меня настолько, что я и не заметила, когда процесс утратил ознакомительный характер и перешел в иную плоскость.

Поцелуй стал глубже и жарче. И это мне снова понравилось: и то, с какой настойчивостью Рик скользнул языком между моими губами, и то, как легко я ему уступила, и то, с какой откровенной жаждой он буквально вылизывал мой рот изнутри.

А еще был вкус. Невероятный. Не сладкий, как принято описывать поцелуи. Не сногсшибательный, да и вообще описать его было бы довольно сложно, потому что он просто присутствовал, как если бы все, что я испытывала до этого момента, было пресным и бесцветным. Непроизвольно сжав колени, внезапно ощутила какую-то щекотную пустоту внизу живота и, кажется, всхлипнула. Продолжая опираться одной рукой о столешницу, другую опустила Рику на затылок, сжимая в кулаке пряди его длинных волос и ноготками царапая кожу на загривке. Он издал ни на что не похожий вибрирующий звук, от которого у меня в прямом смысле слова содрогнулось все нутро, а сердце ухнуло в бездну, разгоняя кровь до скорости вагончика на аттракционе «Смертельная петля». И тут же, пока не успела опомниться, Рик с легкостью, будто я вообще ни черта не весила, вздернул меня вверх, выдирая из-за столика и перетаскивая к себе на колени.

Я толком и испугаться-то не успела, а когда ощутила под своими разведенными в стороны бедрами вполне себе внушительную твердость, стало так жарко, что о страхе и не вспомнила.

Рик, ругаясь от нетерпения, рывком содрал с меня свитер – чуть голову не оторвал, ей-богу – и потащил майку, выдергивая ее из-под пояса джинсов. А я – клянусь – даже сквозь всю одежду, что на нас еще была надета, чувствовала, как та самая впечатляющая твердость подо мной сжимается и пульсирует. И это одновременно возбуждало и смущало. Второе – больше. Невольно заерзала, не представляя толком, чего хочу добиться: избавиться от восхитительно-стыдных ощущений или, наоборот, их усилить. Добилась лишь того, что Рик вновь издал этот сводящий меня с ума звук и хрипло предупредил:

– Не делай так, Кошечка. Запасных штанов у меня с собой нет, а ходить с пятном от спермы на ширинке в моем возрасте немного несолидно…

Я замерла, то ли испугавшись, то ли окончательно застеснявшись, а он шумно выдохнул, опуская взгляд.

В дорогу я надела хлопковый бесшовный лифчик и теперь вдруг застыдилась его простоты, захотелось, чтобы на мне в этот момент было что-то кружевное, прозрачное и более провокационное. Впрочем, таких вещей в моем гардеробе все равно отродясь не водилось…

Однако мужчину неэротичность моего белья, судя по всему, не смутила, он его вообще не заметил. Да и когда ему было? За секунды, прошедшие от опускания взора на мою грудь до закатывания лифчика мне под мышки, рассмотреть цвет и фасон было бы довольно проблематично.

Меня обожгло осознанием неприличности ситуации и в целом, и в частности, но Рик не дал мне и шанса, чтобы опомниться или – Боже упаси! – передумать. Поймав мой взгляд, он по очереди опустил мои руки себе на плечи и, мягко улыбнувшись, спросил:

– Любишь такие штучки?