Илона Эндрюс - Лунная Заводь

— Благодарю вас, м'лорд.

Паук зашагал к поместью, Вейсан следовала за ним по пятам.

— Милорд?

— Да?

— А что в этом дневнике?

Он усмехнулся.

— Оружие, Вейсан. Средство выиграть войну.

— Но мы же не воюем.

Он покачал головой.

— Когда мы получим дневник, мы начнем.

***

УИЛЬЯМ поднял голову от винтовки, которую только что почистил, и протянул ее Гастону. Мюрид, тетя Серизы с глазами снайпера, попросила его о помощи. Он провел последние три часа, чистя ружья и проверяя арбалеты вместе с ней на стрельбище за домом.

Мюрид не сказала ему больше двух слов, что его вполне устраивало, но она наблюдала за ним. Она не слишком скрывала это, и постоянное пристальное внимание приводило его в отвратительное настроение. Сначала Уильям решил, что она держит его подальше от Серизы, но теперь решил, что у нее на уме что-то другое.

У Мюрид были пустые глаза, такие глаза бывают у человека после того, как он прошел через какое-то конченное дерьмо и был на пределе. Потерял реальность, слетел с катушек. Это делало ее непредсказуемой, и Уильям не пытался угадать, что она сделает. Он просто ждал момента, когда она сделает это, и приготовился реагировать.

Мюрид на пробу выстрелила из арбалета. Болт вонзился в мишень. Она была хороша. Не так хороша, как он, но он был перевертышем, у него просто была лучше координация. Если бы она повернулась и выстрелила в него, он бы не удивился.

Его уши уловили звук приближающихся легких шагов. Он оглянулся. Ларк выбежала из дома с Осой в руке. Она заметила, что он смотрит на нее, и замедлила шаг, нахмурившись. Расстроена тем, что ее засекли. Она неторопливо подошла и встала слева от него рядом с Гастоном.

Уильям взял последний арбалет из своей кучи, поднял его и выстрелил, не целясь, исключительно доверяя мышечной памяти. Болт вонзился в мишень рядом с десятью другими, которые он положил в яблочко за последний час.

Ларк щелкнула арбалетом, подражая ему, и выстрелила. Болт прошел мимо.

— Так не сработает, — сказал ей Гастон с выражением полного уныния на лице. — Я уже целый час пытаюсь стрелять, как он.

Он весь последний час подбирал болты из травы, подумал Уильям. Парень стрелял достаточно хорошо. Хорошая зрительно-моторная координация, хорошее восприятие. При должной подготовке он стал бы отличным стрелком.

Ларк вскинула арбалет, выпустила еще один болт и промахнулась.

— Как же тебе это удается?

— Практика, — сказал Уильям. Это и рефлексы перевертыша. — Я долгое время был солдатом. Я не умею вспыхивать, поэтому мне часто приходилось пользоваться арбалетами.

Ларк помедлила.

— Я умею вспыхивать.

— Покажи мне.

Она сжала в кулаке болт. Бледная молния сверкнула от ее глаз до руки, сжала болт и исчезла. Еще одна белая вспышка. Как и думал. Вспышка обычно распространяется на всю семью.

— Мило! — сказал он ей.

Ларк одарила его едва заметной улыбкой. Она была такой же мимолетной, как ее вспышка, но он увидел ее.

Уильям повернулся к Гастону.

— А ты?

— Никто из тоасов не может вспыхивать. — Мальчик покачал головой, и его черная грива взметнулась вверх. Проклятые волосы доходили ему почти до пояса. С одной стороны, они были слишком длинными. Если схватить парнишку за волосы, то можно будет контролировать его голову в драке. С другой стороны, волосы скрывали его лицо. Мимоходом он выглядел вполне по-человечески, но тщательного изучения не выдержал бы. Его челюсть была слишком тяжелой, глаза слишком глубоко посажены под широкими черными бровями, а радужная оболочка светилась бледным серебром, когда на нее падал свет.

И все же парню нужен был некий шок. Доказательство того, что он покончил со своей семьей. Обряд посвящения. Уильям вытащил нож из ножен.

— Отрежь их.

Брови Гастона поползли вверх.

— Подстриги волосы.

Гастон взглянул на него, потом на нож и взял лезвие, стиснув зубы. Он схватил рукой прядь волос и принялся пилить ее лезвием. Черные пряди упали на землю.

Ларк присела и подобрала их.

— Нехорошо оставлять волосы без присмотра, — тихо сказала она. — Кто-нибудь может проклясть тебя ими. Я сожгу их для тебя.

— Спасибо. — Гастон схватил еще одну прядь волос и отрезал ее.

Мюрид открыла рот.

Вот оно. Уильям напрягся.

— Уже почти пора обедать.

Он кивнул.

— Было бы хорошо, если бы мы знали, что они готовят на кухне, — сказала она. — Если они готовят рыбу, нам пора домой. Рыба не занимает много времени. Если они готовят свинью, у нас есть еще полчаса.

— Я могу пойти и спросить, — сказал Гастон.

Уильям попробовал ветер на вкус.

— Они готовят курицу.

Мюрид обратила на него свои невыразительные темные глаза.

— Ты уверен?

— Курицу с рисом, — сказал он. — И тмином.

— Рада это слышать, — сказала Мюрид. — Значит, у нас есть еще время.

У Уильяма возникло странное ощущение, что только что произошло что-то важное, но что именно он понятия не имел. Позади него Гастон отрезал еще одну пригоршню от своей гривы и вложил ее в руки Ларк. Уильям зарядил следующий арбалет и выстрелил. Рано или поздно он все поймет.

ЛАГАР закрыл глаза. Это не помогало… Пева все еще был там, даже в темноте его разума.

— Посмотри на своего брата, — прошептал голос матери, похожий на шелест змеиной чешуи по полу. — Это из-за тебя он умер. Ты недостаточно умен, чтобы держать своего брата в безопасности.

Он медленно открыл глаза и увидел на столе синеватое и обнаженное тело Певы. Над ним висела одинокая лампа, ее резкий свет концентрировался приспособлением в конус. Свет падал на лица двух женщин, превращая их в бледные маски. Он смотрел, как они погружают толстые тряпки в ведра с ароматной водой и обтирают грязь с конечностей Певы. Грязная вода стекала с кожи Певы в углубление на столе.

Пева был мертв. Он никогда не встанет, никогда не заговорит снова. В смерти была ужасная законченность, абсолютный и тотальный конец. Ничего нельзя было поделать. Никакого способа, чтобы помочь ему.

Лагар откинул голову назад и глубоко вздохнул. Они потратили всю свою жизнь, стремясь и выцарапывая свой путь к верховенству, и ради чего? Чтобы все закончилось вот так. На столе.

Завтра за ним придет Сериза. Завтра вечером либо он, либо она будут лежать на столе, как сейчас Пева. Не этого он хотел. В его снах, когда он был один и никто не мог за ним шпионить, он хотел не этого.

— Зачем все это? — голос Лагара сорвался, и он выдавил из себя хриплые и напряженные слова.

Кейтлин смотрела на него из темноты — приземистое уродливое существо, закутанное в шаль. Его мать. Как старая ядовитая жаба, подумал он.

— Зачем все это? — повторил он. — Он мертв. Душа ушла. Пева ушел. Ничего не осталось, кроме этой… оболочки. Брось ее в канаву. Отдай ее собакам. Ему будет все равно.