Елена Кароль - Элементально

Мог ли тот адепт, который все неправильно сделал, напутать так сильно, что… А что? Не знаю.

Точно помню — умерла. Точно знаю — моя одежда на мне, и я ощущаю себя вполне живой.

А это значит что?

А это значит черт-те что.

Сумасшествие какое-то…

Я так сильно задумалась о случившихся со мной странностях, попутно передвигаясь вдоль стены под прикрытием кустов, что оказалась совершенно не готова к тому, что они внезапно закончатся и я практически столкнусь с невысокой полной женщиной, так торопливо спускающейся с крыльца, что столкновение было неизбежным.

— Ой!

Мы обе упали на местную брусчатку, причем я еще оказалась снизу, а дама рухнула на меня.

— Простите, пожалуйста! — засуетилась она, подслеповато щурясь и нелепо бултыхаясь в своем широком балахоне-мантии.

— Да ничего страшного. — Я тоже не могла встать, но только лишь потому, что она все еще практически лежала на мне.

Но вот наконец женщина сумела кое-как совладать с одеждой и даже помогла подняться мне.

— Ой, а вас-то я и жду! — обрадовалась она, все так же странно всматриваясь в мое лицо, словно где-то позабыла свои очки минус пятнадцать. — Идемте! Идемте скорее! Вы задержались на целых два дня! Как вам не стыдно?

Дама бесцеремонно схватила меня за руку и потащила обратно в корпус, из которого выскочила, болтая при этом без умолку о декане и о том, сколько скопилось документов в приемной. Я поняла, что меня с кем-то перепутали, но вот с кем — не представляла совершенно. Вырваться из цепкого захвата не было никакой возможности, и в итоге, миновав шикарное фойе, два лестничных пролета и несколько коридоров (за это время мы не встретили ни одной живой души, видимо, уже начались занятия), дама ввела меня в роскошную приемную, оформленную в условно средневековом стиле и приятных глазу темно-вишневых тонах, и властно указала на единственный свободный стульчик.

Сама подошла к огромному столу, погребенному под грудой разнообразных документов, ловко откопала в этом бумажном Эвересте один-единственный нужный лист и сунула мне под нос.

— Подписывайте, милочка!

— Но…

— Подписывайте!

Вздрогнула от ее приказного тона и багровых отблесков во внезапно потемневших глазах и без лишних вопросов подмахнула бумагу местным аналогом ручки, даже не вчитываясь в ее содержание.

— Превосходно!

Стоило мне вернуть ручку, которая под конец больно уколола мой палец, как дама мигом подобрела, а сам документ вспыхнул и исчез, оставляя меня в полной уверенности, что неприятности вышли на новый виток.

— Ну-с, милочка, приступайте. — Женщина милостиво обвела рукой фронт работ, делая акцент на столе, и бодро зацокала каблуками на выход, задержавшись лишь в дверях. — Ох, простите! Чуть не забыла. Меня зовут мистри Еванши, я старший секретарь академии. Подойду ближе к обеду, чтобы ознакомить с остальным. А пока работайте, милочка, работайте. И так уже на два дня задержались, а приемная декана без секретаря — не приемная, а бардак. — Она как-то слишком зловеще улыбнулась и снова сверкнула глазами. — Работайте!

Даже если бы она приказала мне идти и копать отсюда и до обеда, я бы мигом рванула копать! Просто невозможно отказаться, когда так убедительно просят. Из последних слов, дошедших до меня минут через пять после ее ухода, я наконец-то поняла, с кем именно меня спутали. С секретарем!

Ох, божечки-кошечки… Ну хоть не с уборщицей!

Хотя тут как посмотреть.

Судя по тому, как вспыхнула подписанная мной бумажка, я то ли душу местным продала, то ли что похуже, и трудиться мне тут не только до обеда, но и намного дольше. А вот интересно, трудоустройство спасет меня от участи лабораторной мыши?

Все эти мысли нисколько не мешали мне знакомиться с кабинетом и прикидывать, с чего начать. Больше всего хотелось умыться и переодеться, потому что вряд ли загадочного декана порадует растрепанная и чумазая секретарша.

Всего в помещении было три двери, и через одну из них, толстую, широкую, насыщенного вишневого цвета, да еще и с необычным резным узором по периметру, я попала сюда. Вторая, не менее помпезная, наверняка вела в кабинет декана, а вот третья, попроще, заинтересовала меня сильнее. Я не ошиблась в своих предположениях и нашла там небольшую, но такую нужную мне сейчас подсобку. Ну как небольшую… По сравнению с приемной, которая была размером где-то семь на семь метров. Одни только мощные деревянные стеллажи с пухлыми папками занимали всю стену, словно там хранились данные за все предыдущие годы.

Подсобка же была скромной и уютной: диванчик для отдыха, платяной шкаф, пара стульев, стол с неким подобием спиральной плитки, а над столом шкафчик, где я сразу же провела ревизию и радостно обнаружила чайные принадлежности. За платяным шкафом пряталась дверка в санузел с вполне привычным унитазом, раковиной и… зеркалом.

Оно-то и показало меня во всей красе, и несколько минут я задумчиво рассматривала свое отражение. Слезы и паника были вчера, сегодня же я испытывала желание выжить во что бы то ни стало. Даже такой, покрытой подобием древесной коры с ног до головы. Остальное отразилось без изменений, даже растрепанные, чуть-чуть волнистые волосы, которые я совсем недавно покрасила в дивный винный цвет. Может, только руки и ноги стали чуть толще, словно кора покрыла мою кожу довольно толстым слоем, а остальное ощущалось неизменным. Никакой скованности, никакой неуклюжести. Сережек в ушах, кстати, не было, будто дерево действительно взяло ими плату за ночлег и укрытие.

Решив разобраться с этим вопросом чуть позже, я умылась и напилась воды прямо из-под крана, накинула поверх своей одежды черную мантию с пурпурными вставками по низу, рукавам и v-образной горловине, которую нашла в платяном шкафу (она оказалась мне немного велика, но все лучше, чем без нее), поставила греться воду, моментально разобравшись в том, как пользоваться плиткой (сбоку имелся единственный поворотный переключатель с цифровым обозначением мощности от единицы до трех), заплела волосы в косу, заварила чай, налила его в самую большую из имеющихся кружек, подсластила напиток кусковым коричневым сахаром и вернулась в приемную.

За время моего отсутствия в ней ничего не изменилось, особенно горы бумаг, складированные, кажется, везде, где только можно: на огромном столе, стульях и даже подоконнике с единственным чахлым цветком.

Полуметровый цветок, похожий на фикус Бенджамина, но с уже привычными глазу багровыми листочками, стало по-человечески жаль, и первым делом я уделила внимание ему. Сходила с ним к раковине, хорошенько промыла листья от пыли и щедро напоила водой. Вернула бедолагу обратно в приемную, но не на подоконник, где за время нашего отсутствия разъехалась бумажная гора и поглотила последний островок порядка, а на стул, куда меня принудительно усадила мистри Еванши.