Надежда Мамаева - Ты же ведьма!

— Как проклял? — с негодованием пробасила она, округлив глаза.

Эрриан без слов подошел к ближайшей бордовой луже, присел и мазнул по ней пальцами. А потом поднес их к лицу и принюхался. И даже лизнул, прикрыв глаза, будто вслушиваясь в себя и свои ощущения.

— Мм… проклятие неукротимой ярости и истинного гнева. Причем сильное, но наложенное грубо и впопыхах. Маг не слишком умелый, — вынес свой вердикт Эрриан, поднимаясь на ноги.

— Это что же… Мое вино… Да как же… — Госпожа Брас впервые на моей памяти растерялась.

— Да, ваше вино. И да, вы им напоили жителей моего города. — Эрриан сложил руки на груди.

Вот только сколько темный ни пытал хозяйку трактира, так ничего и не добился. Да и наложить чернословие мог любой из тех, кто сегодня находился в зале. Или просто побыл и ушел до того, как все началось.

Уже почти наступило утро, когда лунный все же решил закончить с расспросами. А вот я…

— Госпожа Брас, теперь я хочу у вас кое о чем спросить.

— Ведьма, твой сивый из меня уже всю душу вытряс, — буркнула она и, развернувшись, уверенно пошла на кухню.

Впрочем, вернулась быстро. И с двумя мисками в руках. Несло из обеих посудин знатно. Она бухнула на стол передо мной сначала одну, потом вторую плошку, и я узнала тертый хрен с редькой в одной, и хрен с медом — в другой.

— Что это? — непонимающе нахмурился Астор.

— Я думаю, что это означает: какого хрена нам еще от нее надо, — усмехнулась я над демаршем напрочь потерявшей страх госпожи Брас. Похоже, ей и Мрак теперь по колено.

А затем я уверенно ткнула пальцем в миску с медом.

— Вот этого. Четырехгодичной выдержки. — И на подозрительный взгляд трактирщицы пояснила: — Меня интересует приезжий, что столовался у вас четыре года назад. На исходе лета.

— Да ты издеваешься, ведьма! Я не упомню, сколько времени прошло-то!

— Если кто и вспомнит, то только вы.

Я сделала ударение на слове «только». А потом уже сухо и по-деловому обрисовала, что меня интересует мужчина средних лет, мало чем примечательный. Нет, конечно, в серые тени брали не только мужчин, но наверняка и миловидных, и не очень миловидных, лэрисс. Ведь главное достоинство шпиона не лицо, а то, какие сведения своей внешностью (а еще умом и ловкостью) тень может добыть. Вот только сомневаюсь, что в дикую глушь, туда, где царит право сильнейшего, отправили девицу. Одинокая путница, по мнению некоторых, одним своим появлением на тракте напрашивается на то, чтобы ее перекинули через плечо и отволокли в кусты, дабы отлюбить. На ведьм это правило не распространялось. Ибо в Светлых землях всякий знает: не трогай темного, если тебе дороги жизнь, душа, кошелек и прострел в пояснице. Дети Мрака могут с радостью освободить тебя от первого, второго и третьего, а бонусом — вылечить четвертое. Правда, с помощью гроба…

Именно потому меня и не трогали. Достаточно было лишь холодно взглянуть, и самые мнительные, боящиеся простудиться и замерзнуть от такого низкотемпературного взора, убирались с моего пути сами. А инквизиторов, которые работают задорно и с огоньком, поблизости не водилось.

Но шпионка, рискни она появиться в Хеллвиле с моим размахом, привлекла бы всеобщее внимание, которое ей как раз противопоказано. Так что вывод напрашивался сам собой. Ищем мужчину. Причем не слишком старого: чтобы мог мотаться по Шумерлинской топи и удирать от нежити. И не слишком молодого и неопытного.

Я достала список приезжих, и мы с госпожой Брас начали старательно вспоминать. Правда, она припомнила мало кого: купца с сыном, сказителя, трех наемников, паломника со святым отцом, одного ведьмака, семью искателей болотных алмазов, писаря и странствующего мага.

— Болотных алмазов? — удивился Джером.

— По одной из баллад Светлоземья, в топях живут девы-болотницы, что плачут алмазами, — пояснила я. И ради справедливости добавила: — Бред, конечно. Не знаю уж, почему ластоногих нурхи — малую нежить, которая похожа на волосатые бревна с хвостами, в легендах воспели как пугливых прелестниц. Похоже, первый менестрель женщин лет сто до этого не видел, раз принял нежить за красавицу.

— Ты говорила о драгоценностях, — перебив, напомнил Джером.

Я смерила наглеца взглядом. Смуглый тут же поднял ладони в типично мужском жесте «сдаюсь, каюсь, был не прав, хотя и не понял, в чем именно», а я продолжила:

— Так вот, об алмазах. На самом деле это пот. Он столь ядреный, что, испаряясь, превращается в кристаллы соли. Их-то некоторые охотники за алмазами и считают драгоценными.

Мой взгляд случайно скользнул по вытянувшемуся лицу госпожи Брас, и я поняла: только что я стала убийцей, своими словами укокошив веру трактирщицы в сказку.

— Так у них не было шансов разбогатеть? — глухо вопросила хозяйка.

— Ни единого, — подтвердила я.

— А я помню, как тогда с их приездом Хеллвиль чуть ли не лихорадка охватила. Многие подорвались на болота, захотели болотницу поймать. Даже пришлый маг, и тот ударился в поиски, — тоном «нака-сь выкуси, ведьма» добавила хозяйка.

Дескать, ты, темная, все придумала про пот. Но мы, простые люди, точно знаем, что есть в топях дева, плачущая алмазами. Главное, ее поймать и как следует за косицу дернуть. Аль лука под нос подсунуть, чтоб рыдала взахлеб. Вон белый пришлый маг точно знал, иначе не пошел бы на болота.

Она все говорила и говорила. А мы с Эррианом переглянулись. Не знаю точно, о чем думал темный, но сдается мне, наши мысли были не так далеки друг от друга. Да и в глазах Джерома застыл немой вопрос: а случайно ли в Хеллвиль приехала та семейка? Не была ли их алмазная охота отвлекающим маневром, чтобы один маг преспокойно шнырял по тоням?

Даже Астор, ни разу не маг, и тот задумчиво потирал подбородок. А трактирщица между тем все говорила. Слова били из нее, как хлещет из дыры, пробитой в бочке, вино.

— Ох, и намучилась я пол вытирать тогда. У всех сапоги были в тине, грязи да глине.

Глине? Глине… Мысль-вертихвостка настойчиво крутилась в голове, ускользала, не давая за себя уцепиться.

— А может, еще чего, кроме грязного пола, помнишь? — Эрриан ударил ладонями об стол, перегнувшись через него и нависнув над сидевшей на табурете госпожой Брас.

Браслеты на его запястьях лязгнули. Трактирщица съежилась, ее плечи приподнялись, а голова, как у болотной черепахи, наоборот, ушла вниз.

Но это я отметила лишь краем сознания. Гарлий… Вот оно!

Гарлий — металл жутко редкий, ценный и дорогой, который впитывает чары, как губка. Пожиратель, сильный маг, что не может никак восстановить резерв. В окрестностях нет ни одного мага. Наглая шумерлинская нежить, которая, как и всякая нежить, предпочитает места с минимальной концентрацией силы. А что, если… Лекции по геологии я не то чтобы сильно любила. Все же это не тот предмет, который жизненно необходим целителю, но…