Нина Роса - Что значит поцелуй?

— Благодарю, — еле пробормотала она из-за сведенных от злости челюстей.

Тития улыбнулась, по-птичьи склонив набок голову на тощей шее. Маркиза с удивлением подумала, что в первый раз видит, как эта девушка улыбается. До этого леди Синегад ходила с совершенно постным видом. Но улыбка не смогла украсить ее неприятное лицо с водянистыми глазами навыкате, длинным острым носом и тонкими губами.

«На редкость непривлекательная девушка», — заключила маркиза, но тут эри Синегад смогла ее изумить второй раз за какую-нибудь пару минут, когда обратилась к маркизе с прямым и весьма неожиданным вопросом:

— Ваше сиятельство, как вы планируете поступить с этими… подопечными маркиза? Мне кажется или их пребывание в поместье не приносит никому удовольствия?

Маркиза кинула быстрый взгляд на леди Айлайр — судя по поджатым губам, она тоже не ожидала от бледной немочи баронского рода такого вопроса. Чтобы разобраться что к чему, девицу Синегад надлежало испытать, поэтому леди Каларон деланно вздохнула:

— Ах! Эти близнецы всего лишь дети…

Барон на реплику маркизы никак не отреагировал, продолжая взглядом одурманенной мыши перед алтуветским питоном следить за рукой ее сиятельства, ныне прижатой к взволнованной груди. Но дочь его не разочаровала насторожившихся женщин, явив ум и коварство, ранее скрытые под непрезентабельной оболочкой.

— Не могу сказать за всех гостей, но большинству кажется, что эти молодые люди своим раскованным поведением могут бросить тень на особу его сиятельства, — провозгласила Тития, и маркиза согласно кивнула: эти слова отвечали ее собственным мыслям.

Леди Синегад между тем продолжила:

— И это не самое страшное, ваше сиятельство! Нельзя забывать, что одна из подопечных — девушка!.. Безусловно, она слишком юная и не блещет красотой, а эта ее прическа… — Тития передернула плечами, — просто ужасна! К тому же пусть она путешествовала с братом, который сущий ребенок, но и в пути, и сейчас она находится без надлежащей компаньонки. Что скажут в свете, когда узнают, что маркиз вынужден жить в одном доме с опозорившей себя особой! Или того хуже, ему придется самому ответить за испорченную репутацию подопечной! Вся ситуация представляется несколько щекотливой, не правда ли?

Девица Синегад заметила, что сумела взволновать маркизу, поэтому усилила напор и продолжила с еще большей значительностью в голосе:

— Подумайте сами: эта девушка не может сравниться с нами в красоте, но это не значит, что у нее нет видов на маркиза, она всегда может воспользоваться уловками, чтобы скомпрометировать себя и лорда Каларона!

Только спустя два биения сердца вдовствующая маркиза осознала, что сидит с открытым ртом, как деревенская простушка. Она встретилась взглядом с не менее ошеломленной красавицей Айлайр — похоже, поразила их одна и та же невероятная догадка…

«Неужели эта Тития в самом деле считает себя красоткой?!» — Грудь леди Каларон сжали дурные предчувствия.

К досаде Сивиллы, Виола оказалась права: весь интерес высокородных экскурсанток к осмотру достопримечательностей ограничился взглядом на храм издалека, пока дамы яркой группой переходили из лавки с тканями в салон эрэа Мульми, портнихи.

— Какой приятный сюрприз! Восхитительное местечко! — осматриваясь, воскликнула прекрасная, как драгоценная статуэтка, дочь герцога Пиморка, рядом с которой Сивилла чувствовала себя медведицей, большой и неуклюжей.

Леди Пиморк превосходила родственницу министра финансов во всем — в происхождении, манерах, изяществе фигуры, даже светлые волосы у наследницы герцога имели более красивый оттенок расплавленного золота, в отличие от банального желтоватого, как у леди Лукрень. При этом Анхеланика Пиморк не демонстрировала надменность, как многие другие девушки из числа приглашенных в «Олений бор». Сивилла с сожалением вздохнула: если бы не привидевшаяся ей крыса, она могла бы подружиться с леди Пиморк.

По модным лавкам дамы направились после приятного полуденного завтрака, который маркиз и его матушка заказали в ресторанчике на центральной площади Стайлерсока.

Результатом длительной совместной поездки в карете стало то, что теперь Сивилла немного сторонилась близнецов, обидевшись на слова Виолы, поэтому за новыми злоключениями подопечных маркиза она наблюдала со стороны. В любом случае Сивилла ни за что бы не присоединилась к травле близнецов, организованной некоторыми девушками. В этом плане ее особенно поразила дочь барона: всегда бледная и вялая девица оживилась, на ее зеленоватых щеках пятнами проступил лихорадочный румянец, глаза неестественно засверкали. А какие язвительные слова слетали с ее губ! Больше всего эри Синегад нравилось обращаться к одетой в платье Виоле, как к юноше, а к Луке — как к девушке. Под градом оскорбительных слов Виола сумела сохранить невозмутимое выражение лица на протяжении всего завтрака, а вот Лука не смог сдержать ответных колкостей. Сивилла видела, что он вот-вот не выдержит и взорвется.

К собственному стыду, леди Лукрень так и не нашла в себе достаточной смелости, чтобы заступиться за друзей. Слишком свежи были в ее памяти те нападки, которым она подверглась два дня назад. Поэтому теперь Сивилла бросала на близнецов виноватые взоры и старалась идти отдельно от остальных девушек, за исключением леди Пиморк, которая не принимала участия в «маленьких недоразумениях», преследовавших Луку и Виолу.

Среди ярких голубых, нежных розовых и радостных желтых нарядов других экскурсанток скромное серое платье девицы ра Веллад смотрелось особенно жалко. И так было еще до того, как его украсили «случайными» пятнами компота, вина и еще чем-то белым, скорее всего кремом с пирожного. Даже вдовствующая маркиза Каларон вслух заметила, что если кому и надо поспешить в лавку с платьями, так это подопечной ее дорого сына.

Девушки с радостью подхватили идею, поэтому теперь все они разместились в двух залах модного салона. Хотя некоторые из них воротили носики от выставленных на обозрение нарядов, но про себя Сивилла подумала, что у эрэа Мульми настоящий талант, ее модели отличались сдержанным и одновременно модным кроем и изящными деталями отделки. Леди Лукрень не далее как пару недель назад видела квадратный вырез, отороченный витым двухцветным шнуром, на платье герцогини Штикар, которая слыла первой модницей империи. В салоне эрэа Мульми было представлено аж два платья с таким вырезом и отделкой. Сивилле приглянулось то, что было из ткани нежно-кремового цвета с крохотными белыми листочками, по вырезу которого шла отделка из шелкового жгута, сплетенного из белого и кремового шнуров.